Нечего спорить да никто и не спорит против существования разностей между переводом и подлинником, по доселе еще раздаются иногда в пользу преимущества перевода LXX в его настоящем перед еврейским подлинником опять в настоящем его будто испорченном евреями-нехристями, голоса, заставляющие путем искусственных натяжек подыскивать в греческом переводах, в тех местах, в которых они отличаются от еврейского подлинника, смысла в контексте речи. Самым лучшим опровержением справедливости этих голосов служить указание на такие места, преимущество которых еврейскому подлиннику пред LXX очевидно и разъяснение происхождения разночтения таких мест. Как на один из многих этого преимущества мы хотим указать на 11:2 и 3 Иова. В славянском переводе Библии этот стих читается так: "глалоляй много и противоуслышит: или многоречив мнится быша праведен; благословен рожденный от жены малолетен. Немного в словесех буди: несть бо противещаяй ти". Эти слова третьего друга Иова Софара, в которой он доказывает виновность Иова и не справедливость его оправданий, изложенных 10 главе. Взяв исходною точкою своих рассуждений о виновности Иова его оправдания, он называет их пустословие и объясняет горделивою хвастливостью, бранью и криком победить своих противников. Такая именно мысль второго стиха прекрасно выражена в русском переводе напр. архим. Макария;
123
в нем мы читаем: разве на множество слов нет ответа и человек с велеречивыми устами прав? Пустословие твое заставит ли мужей молчать, чтобы ты хулил, и не было посрамляющего. Очевидно, вполне согласны с мыслью этого перевода и слова славянского перевода: "глалоляй много и противоуслышит: или многоречив мнится быша праведен... Немного в словесех буди: несть бо противещаяй ти", хотя нельзя не сознаться, что последние два предложения, в соответствие двух первым лучше было бы поставить в вопросительной форме, чем в положительной. Но какой смысл, какое значение в связи с сейчас приведенными нами словами могут иметь стоящие между ними на месте поставленных нами точек слова: "благословен рожденный от жены малолетен"! И предыдущие и последующие слова выражают две органически связанные между собою и с всею речью Софара мысли, каждая из них высказана в двух предложениях, одно другое поясняющих, вполне согласно с законами еврейского стихотворного параллизма. Разбираемое же нами предложение, стоящее в славянском переводе между ними, является в этом случае одинокою бессвязною вставкою. Между тем в данном месте наш славянский перевод дословно передает мысль перевода LXX. Здесь эти стихи читаются так: ο τα πολλα λεγων και αντακουσεται η και ο ευλαλος οιεται δικαιος ειναι, Ευλογημενος γυναικος γεννητος ολιγοβιος. Μη πολυς εν ρημασι γινου γαρ εστιν ο αντικρινομενος σοι. Достаточно лишь внимательно прочитать эти слова, чтобы объяснить себе происхождение такого, а не иного чтения перевода LXX, и именно слов: Ευλογημενος γυναικος γεννητος ολιγοβιος. По крайней мере, нам кажется, что такое чтение есть дело переписчиков и произошло от их ошибки. По собственному опыту каждый знает, как при переписке как естественно пропустить одно два слова, повторить, принять одну букву за другую, особенно если буквы сходны по начертанию; а в древнее время, к которому мы относим и время происхождения перевода LXX по крайней мере до V века по Р. X. возможно было и неправильное словоразделение; так как тогда письмо было сплошное (scriptio continua). Припомнив эти возможности, мы очень легко можем представить себе, как у переписчиков перевода ИХХ может быть позднейших, разных и в разное время живших, могло произойти такое чтение. Пред словами:124
Ευλογημενος γυναικος γεννητος ολιγοβιος. — благословен рожденный от жены малолетен, стоят слова: ο τα πολλα λεγων και αντακουσεται η και ο ευλαλος οιεται δικαιος ειναιа после: ο τα πολλα λεγων και αντακουσεται η και ο ευλαλος οιεται δικαιος ειναι. Представьте, что теми и другими словами начинались строки. Как легко было повторить одну и туже строку — написать ее два раза и при этом, перебегая глазами с одной строки на другую, написать новое предложение, составленное из слов предыдущего и последующего предложений. Пусть такое предложение вышло бессмысленно и бессвязно. Это давало только повод следующему переписчику внести свое разумение и исправить по своему бессмысленное предложение — сделать его по крайней мере грамотным, особенно если для этого не нужно было новых слов не похожих по начертанию на бывшие. Что таким путем могла произойти в разбираемом нами месте вставка целого предложения: Ευλογημενος γυναικος γεννητος ολιγοβιος, за это говорит не одно созвучие и сходство по начертанию этих слов со словами предыдущего и последующего предложений и другое нечто. Заметим, что с еврейского первое предложение третьего стиха должно читать так: пустословие твое заставит ли мужей молчать? В греческом и славянском переводах это предложение, имеющее форму повелительного предложения, не имеет подлежащего, соответствующего слову: "пустословие". Нельзя предположить, чтобы его не было у самих LXX. Но и в настоящем виде перевода оно не уничтожилось совсем, Нельзя ли искать его в слове ολιγοβιος? Буква γ по начертанию сходна с ρ: следовательно, ее очень легко было поставить вместо ρ; а в греческом лексиконе есть слово ολιγορεω — с производными от него; основное значение этого последнего как раз совпадает со значением еврейского слова, переводимое в русских переводах словом: "пустословие"; ολιγορεω значит: мало ценю, мало забочусь, презираю, не радею и т. п. А в таком случае в слове γεννητος нельзя ли видеть точно также переделки: вместо γεννητους γεννητος? Если первоначально в переводе LXX стояло слово γεννητους, тогда его можно бы считать соответствующим слову мужей — русского или что тоже еврейского текста LXX, не даром названные толковниками могли, употребит это именно слово в значении смертного, рожденного вообще для обобщения и усиления мысли. Переменив так последние два слова разбираемого нами предложения, мы можем, хотя отчасти предугадывать, что первоначальное чтение у LXX третьего125
стиха вполне соответствовало еврейскому подлиннику. Если первым словом этого предложения считать: γεννήτους, и придать этому предложению вопросительную форму; то мысль его будет приблизительно такая: мужей пустословие твое, неужели сделает, немногими в речах, т. е. та же, что и в еврейском подлиннике. Само собою, разумеется, что для этого следует переделать флексии и слов: πολυς и γίνου. Мы не беремся за это, точно так же, как и вообще, то мы говорим не с целью восстановить первоначальное чтение LXX; нам хочется только указать способ происхождения настоящего чтения. И как кажется, что указываемый нами способ один из вероятнейших, тем более, если мы припомним, что в древнее время писали без интерпункции и без словоразделения. После сказанного у нас остается только два слова необъясненными в своем происхождении, именно: ευλογημένος γιναιός. Почему же нельзя допустить, что слова эти есть переделка ευλαλος предыдущего стиха, εν ρημασι γινου следующего, особенно если этими последними словами начинались строки? При утомлении для переписчика, возможно, было повторение и перебегание глазами с одной строки на другую. Может первоначальная ошибка переписчика дала и не эти ευλογημένος γιναιός, а что-либо другое столько созвучное, столько же может быть сходное по начертанию с этими словами: букву γ точно так же, как и β очень можно смешать с ρ. Почему ж нельзя допустить, что эти слова поставил уже один из последующих переписчиков именно тот, который, внося свое разумение, и образовал разбираемое нами предложение? Конечно, на все наши рассуждения можно сказать, что все это гадания и предположения; но нам кажется, что они полезнее и ближе к сущности толкования Писания, чем искусственное, хотя и тонкое выяснение положительного смысла разобранного нами предложения и связывания его с предыдущим и последующим, как это делается в некоторых наших современных толкованиях. (См. Тульские Епархиальные Ведомости 1881. в приложении).126