Вопрос, какая Библия была в руках церкви во все время ее существования, может считаться достаточно разъясненный на основании тех указаний, которые сделаны, были в моей статье ("Церковный Вестник" № 13) и в статье г. Горского-Платонова, которую я хотел только дополнить. Если речь идет не о греческой только, а о вселенской церкви Христовой, то нельзя забывать тех двух фактов, что сирская православная церковь имела и употребляла перевод, сделанный с еврейского текста и если не вполне совпадающий с масоретскою редакцией последнего, то гораздо более ей соответствующий, чем перевод LXX, и что, западая римская церковь со времени Иеронима, мало-помалу ввела в свое употребление перевод, также, за весьма немногими исключениями, следующий масоретскому тексту. Преосвященный Феофан ни слова не сказал в опровержение этих фактов, ни объяснил их применительно к своей мысли об исключительном в церкви господстве Библии LXX. И трудно понять настойчивость, с которою он продолжает утверждать, что не только "в церкви Божией доселе господствовала Библия в переводе LXX", но что церковь "во все время своего существования, употребляла исключительно сей перевод".

Даже если иметь в виду одну древнюю греческую церковь, невозможно говорить об исключительном в ней употреблении перевода LXX. Каковы бы ни были те исправления греческой Библии LXX по еврейскому тексту или по буквальным с него переводам греческим*, которые неоднократно предпринимаемы, были в древней греческой церкви, до какой бы степени они ни простирались, они лишают основания мысль об исключительном господстве перевода LXX в древней греческой церкви. В № 13 я сказал, что исправлявшие текст LXX древние греки христиане главным образом восполнили по еврейскому тексту или по буквальным с него переводам греческим то, чего не доставало у LXX сравнительно с еврейским текстом, и мало делали других изменений в тексте LXX. При такого рода

2

исправлении, первоначальный текст LXX оставался большею частью (но не всегда) неизменным. Однако же прибавления, в нем сделанные по руководству (хотя и не всегда непосредственному) еврейского текста, указывают на то, что древние греки христиане не чуждались мысли о компетентности еврейского ветхозаветного текста, как памятника Божественного Откровения.

Правда, сама церковь непосредственно не вела и не руководила делом исправления текста LХХ; но по свидетельству блаженного Иеронима (Praef. ad Paralip.) египетская церковь приняла для своего употребления текст LXX, пересмотренный и исправленный Исихием; церковь в пределах от Константинополя до Антиохии — текст LXX, исправленный Лукианом; между Египтом и Антиохией употребляли текст, приготовленный Евсевием и Памфилом по гекзаплам Оригена. Церковь ни на каком соборе не высказывала нужды в исправлении текста LXX; но надобно думать, что эта нужда существовала, если церковь принимала благосклонно, не преследовала, а употребляла при богослужении различные рецензии текста LXX. Это с одной стороны. С другой — церковь сама непосредственно, т. е. устами какого-либо собора, не объявила текста LXX каноническим, непогрешимым, вполне согласным с подлинным словом Божиим. Мнения некоторых отцов и учителей древней церкви о божественном вдохновении, руководившем будто бы LXX толковниками, должны быть признаны не более, как частным, личными мнениями, за которые св. церковь не отвечает, которых не может принять под защиту своего авторитета.

Что св. отцы и толковники церковные все вели толкование по LXX, доказать это мне представляется невозможным. Читавший толкования блаженного Иеронима особенно на книги пророческие никогда не скажет, что этот толковник читает объясняемый текст исключительно или хоть бы только предпочтительно по переводу LXX; напротив, большею частью он отличный от еврейских чтения LXX ставит и объясняет после буквального перевода с еврейского. Многократно говорит он при этом о difficultas editionis vulgatae, т. е. перевода LXX или буквального с него перевода латинского Itala. Блаженный Феодорит, объясняя, например книгу пророка Иеремии, не только читает и объясняет недостающие у LXX сравнительно с еврейским текстом отделы (например, 8:10-12; 10:6-8; 17:-4; 19:14, 16-20; 30:10-12; 33:14-26; 60:45-48), но и перевод LXX иногда заменяет более правильным переводом с еврейского (например, в XXXI, 8; 48:1). Несколько случаев, когда св. отцы читают объясняемый ими священный текст не по переводу LXX, а до еврейской Библии, указано в статье блаженной памяти митрополита московского Филарета "О догматическом достоинстве и охранительном употреблении греческого перевода LXX и славянского» (Прибавление к творениям святых отцов 1858 г., стр. 452 и след.).

Таким образом, если мы не будем следовать исключительно тексту LXX, то не поколеблем еще "основного начала православия — держаться того, что всегда содержала Св. Церковь». Отношение древней православной, даже одной только греческой, церкви к тексту LXX не выражает собою чего-либо близкого к убеждению в каноническом достоинстве этого текста. Следовала ли русская церковь греческому тексту LXX исключительно — мною сказано в № 13 "Церковного Вестника", и преосвященный Феофан не сделал попытки ослабить значение моих замечаний.

Я не утверждал и не утверждаю, что еврейский текст имеет безусловное во всех отношениях преимущество пред текстом LXX и пред всеми древними текстами Ветхого Завета. Я держусь только убеждения, что из бесчисленных случаев разногласия между еврейским масоретскиие текстом и переводом LXX лишь в немногих преимущество должно быть признано за последним. Если преосвященный Феофан думает, что "против каждого показания в пользу еврейского текста можно привести десятки мест в пользу текста LXX", то мое мнение совершенно противоположно. Один случай преимущества текста LXX перед еврейским придется на десять и даже больше случаев, в которых еврейский текст бесспорно лучше текста ХХ. В некоторых, еще более малочисленных, местах и другие древние переводы сохранили лучшие чтения сравнительно с масоретскими. Эти различные тексты Ветхого Завета, в виду вопроса о сравнительном их достоинстве, подлежат исследованию в каждом отдельном случае независимо от церковного догмата о непогрешимости и безусловном авторитете слова Божия. Откровенное слово Божие одно; но у евреев и в различных церквах христианских, между различными народами, оно сохранялось и сохраняется в различных видах, нередко уклонявшихся от первоначального смысла слова Божия, благодаря несовершенству человеческих сил, которым вверено его хранение. Сравнительное изучение этих различных видов должно привести к более или менее точному определению того подлинного слова Божия, которому одному принадлежит непогрешимый и безусловный авторитет, каноническое достоинство. И коль скоро в истинной церкви Христовой не существует догмата о непогрешительном авторитете какого-либо одного текста Библии, то вопрос о сравнительном достоинстве различных текстов Ветхого Завета не есть догматический вопрос. За тем или другим текстом мы признаем в известных случаях преимущество не потому, что этот текст, в полном его виде, канонизован или, по крайней мере, исключительно употребляем, был церковью (такой канонизации или исключительного употребления не было), а потому, что этот текст оказывается в данных случаях наиболее соответствующим контексту, филологическим, археологическим, историческим и т. п. основаниям.

Обращаемся к примерам, на которых преосвященный Феофан хочет показать преимущество текста LXX перед еврейским. Объяснение происхождения нынешнего "чтения LXX в Быт. 2:9, предлагаемое преосвященным, не может возбудить доверия. Полагая, что в древнем подлинном тексте еврейском стояло какое-либо слово, соответствующее греческому γνωστον, он говорит: "еврейский переписчик, затвердивши определение древа по тексту ст. 17 (ибо легче), в котором не было слова, соответствующего слову "разуметельное", опустил его и в ст. 9". Слова: "затвердивши... по ст. 17..., опустил и в ст. 9" возможно было бы понять и согласиться с ними, если бы ст. 17 стоял прежде ст. 9. Внесши в текст и поставив после ειδεναι слово γνωστον, переписчик — думаем — имел побуждение изменить καλον και πονηρον в καλου και πονηρου, потому что не мог смотреть на καλον και πονηρον и ειδεναι , как

3

на прилагательные соподчиненные глаголу γνωστον, так как это слова по значению своему различного порядка. Он считал более естественным καλον και πονηρον поставить в зависимость от γνωστον и для того изменить винительный падеж в родительный. Впрочем, всего больше хотелось бы знать, что значат слова: "еже ведети разуметельне доброго и лукавого", какой особо важный момент мысли заключается в "неразуметельне" — момент, которого не выражал бы глагол "ведети"?

Читая в Быт. 2:2 у LXX: "и соверши Бог в день шестый дела своя", а у масоретов "...в день седмый...", преосвященный Феофан спрашивает: "скажите, что творил Бог в день седьмой, чтобы можно было законно сказать, что Он в этот день и покончил дела Свои? Если же Он ничего не творил в этот день, то зачем говорите, что в этот день Он кончил дела Свои?" Правда, в седьмой день Бог не сотворил чего-либо внешними чувствами постигаемого, чего-либо подобного творениям первых шести дней; но что значат слова: "почи в день седьмый от всех дел своих, яже сотвори, и благослови Бог день седьмый и освяти его" (Быт. 2:2, 3)? Не заключают ли они мысли об особом акте Божественной деятельности, положившем начало отправлениям религиозной жизни человека? Этот акт и был действительным заключением творческой деятельности Божией. Он имел место в седьмой день и таким образом именно в этот, а не в шестой день, кончил Бог творение. В Быт. 2:24 чтение LXX: "и будета два в плоть едину" не отличается существенно от масоретского: и "будут одною плотью": слово "два" совершенно естественно вытекает из контекста, И если так, то чтение этих слов Спасителем (Мф. 19:5) и апостолом Павлом (1Кор. 6:16. Еф. 5:31) буквально по тексту LXX, а не по еврейскому, не может служить достаточным основанием к унижению еврейского текста пред LXX. Если пример Спасителя в данном вопросе имеет несомненную важность, то припомните слова, которыми Распятый молился Богу на кресте. Или, Или, лима савахфани (Мф. 27:46): эти слова не тождественны ни с чтением LXX, ни с еврейским текстом Пс. 22(21):2. Спаситель произносит их по халдейскому переводу.

Впрочем, преосвященный Феофан не отвергает, что в некоторых местах масоретския чтения лучше чтений LXX. Он говорит только, что "против каждого показания в пользу еврейского текста можно привести десятки мест в пользу LXX". Мне думается, как я уже сказал, совершенно наоборот. Как бы ни были, однако, малочисленны случаи, когда еврейский текст имеет бесспорное преимущество пред текстом LXX, существование таких случаев уничтожает право говорить, что текст LXX должно (будто бы по примеру церкви) "держать, как законоположительное слово Божие". Так как и в переводе LXX, и в других древних переводах, и, наконец, в еврейском, сохранившемся в масоретской редакции, тексте есть по местам очевидные различного рода неисправности, то мы не имеем права, безусловно, отождествлять законоположительного слова Божия с каким-либо одним из древних текстов, исключая в пользу этого одного все другие тексты.

*В таком смысле нужно понимать мои слова об исправлении греческой Библии непосредственно или посредственно по еврейскому тексту. Это, надеюсь, ясно всякому, внимательно прочитавшему мою статью "Церковном Вестнике" №13.

4