ХРИСТОС И БУДДА.
Архимандрит Василий.

БУДДА¹.

Биографический очерк по легендам.

Вступление. Где, когда и от кого родился Готама (Будда)? Его зачатие, рождение, сретение. Юность и молодость Готамы Будды. Удаление из родительского дома. Искание спасительного пути. Просветление. Готама становится Буддой. Первые ученики. Будда - странствующий проповедник в течение 40 лет. Последние годы жизни Будды. Болезнь. Смерть. Сожжете на костре его тела и разделение останков.

Враги христианской религии постоянно воюют против нее, измышляя все новые и новые средства нападения. В последнее время они открыли такое новое средство, при помощи которого думают не только побороть, Церковь Христову, но и лишить ее самобытности и божественного характера. В сказочной Индии, в глубине веков они открыли (будто бы) нового господа и спасителя людей, так, сказать, прототипа Господа Иисуса Христа, который если не превосходит, то (по их словам) равняется с нашим Спасителем и Господом - и по жизни, и по учению и по делам. Кто же это такой? Никто иной, как древний индийский мудрец – Сакья-Муни Готама Будда, основатель широко распространенного по Азии буддизма. При чтении пространных апологий буддизма, невольно можно прийти в изумление, и даже смущение от массы фактов из жизни и деятельности Господа Иисуса Христа, аналогичных (будто бы) с событиями и делами, которые встречаются в буддийских сказаниях о жизни индийского искупителя людей. В излагаемой нами далее биографии Будды по легендам эти аналогии нами оттеняются, так как они дают повод апологетам буддизма много говорить в пользу теории заимствований и тем приводить в смущение души верующих. Читающим газеты и журналы не безызвестно, что с недавнего времени и в, русском, обществе стал проявляться интерес, к личности Будды и его учению, встречается даже выражение искреннего сочувствия к его доктринам. Но и этим дело не ограничивается, а издаются, не только без всяких научных пояснений и оговорок, а даже с рекомендациями, такие книжки, как поэма Эдвина Арнольда: "Свет Азии", где в, фантастических картинах живописуется величественно-прекрасный и поэтический образ, Будды. В разъяснение затемняемой истины мы и дадим сначала биографический очерк Готамы Будды, а потом возможно полное уяснение действительного положения дела.

Но прежде, чем приступить к изложению жизни и деятельности основателей христианской религии и буддизма, мы должны сделать две, оговорки с некоторого рода вступлением. Мы не представляем очерка жизни и деяний Господа Иисуса Христа, потому что всякому христианину жизнь Его и дела достаточно известны. Чтобы достойно изобразить жизнь Того. Кого неподражаемо описали святые Евангелисты, нужно их богопросвещенное перо, да и того, конечно, недостаточно для полного изображения Богочеловека. Поэтому, для необходимых справок, мы постоянно будем отсылать слушателя к самим Евангелиям, или обращаться к таким описаниям божественной личности Господа Иисуса Христа, какие были сделаны в последнее время Фарраром и Дидоном. Что же касается того, что мы решаемся излагать биографию Будды преимущественно так, как она сообщается в буддийских легендах, то для этого у нас имеются свои причины. Уже не говоря о том, что биографию Будды приходится пополнять из легендарных сказаний по необходимости, а именно, по недостатку исторических данных - мы и сообразно принятой на себя апологетической задаче вынуждаемся в данном случае обратиться именно к этому рода сказаниям о Будде. Апологеты буддизма, ставя Готаму Будду если не выше Господа Иисуса, то на один уровень с Ним, - именно в легендарных частностях из жизни и деятельности первого видят сходные случаи в жизни и деяниях Иисуса Христа, как они изображаются в Евангелиях. Чтобы показать нелепость сопоставления легенды, о Будде с евангельскими сказаниями о Христе Иисусе, а равно оттенить и выставить достоверность и достоинство Евангельских повествований, мы и решились представить биографический очерк Будды Готамы главным образом по легендам.

Подобно божественному Основателю христианской религии, и виновник буддизма Готама Будда долго подвергался нападкам критиков, отрицавших его существование. Даже до настоящего времени усиливаются утверждать, что Иисус Христос и Готама Будда никогда не существовали на самом деле, что они не более, как воплощения народных понятий, а все сказания и легенды о них можно (будто бы) свести к комбинации существовавших ранее мифологических элементов. Что касается действительности личности Иисуса Христа, то мифологическая теория происхождения христианства в настоящее время можно считать общепризнанными курьезами критики. Относительно же мифических элементов, окружающих личность основателя буддизма, можно сказать, что хотя они и более оправдываются неопределенностью дат, но, в общем, также можно сказать, что доказательства недействительности личности Будды остались памятником излишних мудрствований. Вникая в происхождение буддизма, мы без особенной натяжки можем быть уверены, что он имел своим основателем действительно существовавшую личность. Правда, лучшие авторитеты в области изысканий буддизма должны были выделять факты из огромной массы сказочного материала; но результатом их работ все-таки было приблизительно установившееся время рождения и смерти Будды, а также и штрихи, которыми очерчивается его жизнь и деятельность. Отсюда естественно следует, что жизнь и деятельность основателя буддизма - с одной стороны - крайне бедна несомненными историческими фактами, а с другой весьма богата такими событиями, которые своим происхождением обязаны, без сомнения, легендарным представлениям индийского народа и чрезмерной вере его в чудесное. Но где в этих легендах оканчивается история, где начинается игра фантазий, положительно сказать не возможно, а потому и выделить в биографии Будды исторический элемент от других примесей мы отказываемся.

Аскет Готама, или, как его называли в семейном кругу, Сиддарта, получивший в последствии наименование Будды, родился в северо-восточной области Индии, лежащей около 100 миль в северо-западном направлении от Бенареса, в южных отрогах Гималайских гор. Время рождения его приблизительно определяется в 557 году до Рождества Христова. Род, гордостью которого был Будда, называвшийся Сакия, - имя неизвестное в туземных фамилиях Индии, как думают, указывающее на происхождение от помеси расы северных номадов эмигрантов с аборигенами страны, - хвалился своим происхождением от воинственного Оккака, первого из расы Солнца. (Их уважали и боялись уже за одно их гордое имя.) Они находились в некоторой зависимости от соседнего царства Косала, но почти самостоятельно управляли своими владениями.

Отец Готамы - Суддодана был богатый (относительно) землевладелец из касты кшатриев (воинов). Подобно другим крупным землевладельцам своего времени, он (весьма вероятно) имел право носить царский титул раджи. Впрочем, отсюда еще не следует с необходимостью, что он, был старшим и верховным представителем своего рода, хотя нет причины сомневаться в том, что он благородный и богатый человек, по понятиям своего времени, - настолько быль самостоятелен, и независим от браминов, что мог воспитать, сына по своему усмотрению. Мать Готамы, также принадлежавшая к роду Сакиев, называлась Магамайя, или просто Майя. Она умерла через неделю после рождения Готамы, и ее место заняла родная сестра, от брака которой у Суддоданы родился сын и дочь. Местом рождения Готамы Будды был город Капилаватту, или точнее летняя резиденция его отца вблизи города: зогородный дворец в парке Люмбини.

В свете буддийских религиозных воззрений, вочеловечение будущего Будды является актом свободного отречения от тех небесных радостей, которые он заслужил, как награду за дела, во время предшествующих воплощений. Здесь открывается обширное поле для вымысла, и древнепалийское предание, в других случаях более или менее скудное, не могло воздержаться от того, чтобы не разукрасить подобающим образом зачатие и рождение Будды, по одному, широко распространенному преданию, дело происходило так. В, месяц Ашаду, в день пред полнолунием, предалась Маня покою. И вот снится ей, что она небесным существом была принесена на Гималаи, омыта и положена на постель. В одно мгновение будущий Будда принял образ белого слона, оставил место своего обиталища, пришел с белыми, лотосом на хоботе и дребезжащим ревом, трижды, в» знак своей почтительности, обошел слева направо то место, где Майя находилась, открыл ей правый бок и таким образом проник в ее утробу. Проснувшись утром, Майя рассказала сон своему мужу, а тот немедленно призвал брамина, чтобы услышать от них значение сна. Брамины сказали: "не беспокойся, о царь! царица в доброй надежде и родит сына, а не дочь. Если он останется в мире, то будет царем и владычествовать над всей землей; если же отречется от мира, то сделается Буддой, который разольет свет, по целой вселенной". Таково было зачатие будущего Будды, так называемый акт "великого отречения", которое по общему для всех Будд (Готама не первый и не последний из них) закону, сопровождалось сильным землетрясением.

При наступлении времени рождения дитя сами боги благоприятствуют появлению на свет нового Будды, и у них по этому случаю было неописуемое торжество. В это самое время аскет и мудрец. Асита, вследствие своего высокого глубокомыслия, вознесся, было на небо. Найдя богов в радостном волнении и узнав причину его, он возвратился на землю, чтобы видеть новорожденное чудо. Он пришел к отцу новорожденного Будды, и спросил: "где дитя? Я желаю его видеть". Принесли младенца, чтобы он поклонился достопочтенному Асите, но младенец поднял свои ножки вверх и положил их аскету на взъерошенные космы, так как не приличествовало ему преклоняться пред кем-либо, потом Асита берет дитя на руки, внимательно рассматривает 32 отличительных телесных знака Будд, признает в нем будущего Будду и, в избытке радости и счастья, восклицает: "бесподобен он, высший и лучший из всех двуногих!" Но при воспоминании о своих преклонных летах Асита проливает слезы и на вопрос о причине их отвечает:

"Не печальтесь!
Я вижу: этот мальчик поднимается к вершине света
И, созерцая чистейшее существо, вращает колесо закона.
С состраданием размышляет он в, сердце о благе многих,
И, вижу я, далеко-далеко распространяется его благовестие.
Но, увы! жизнь моя скоро кончится;
Смерть придет ко мне в средине его жизни, И не услышу я — чему он учит, несравненный.
Вот почему я так печален, так скорблю: и страдаю".

Будущий Будда провел свою молодость окруженный всеми прелестями удобной и обильной всевозможными удовольствиями жизни; разнообразие в эту жизнь вносила только смена времен года. По-видимому, молодой Сиддарта не изучал, браминских наук, но проводил время в забавах и упражнениях знатного юноши из касты воинов, хотя вдумчивый, меланхолический и в высшей степени мягкий характер не располагал его к такому образу жизни. Еще в юности темные стороны бытия - страдания, болезнь, старость и смерть, с которыми он случайно познакомился, произвели на него сильное впечатление. Он размышлял о них до тех пор, пока его ум, подавляя сознание сладости действительного бытия, не проникся тяжестью необъятного горя, а мысль погрузилась в мир иллюзий и беспредметной мечтательности. Отец, встревоженный усиливающейся меланхолической чувствительностью сына, употребил обычный в таких случаях прием родителей - окружил его чувственными удовольствиями молодости и даже женил его. Но все эти меры не произвели благоприятного результата, а лишь ускорили реакцию-стремление к аскетизму. Для человека, пришедшего к заключению, что бытие — бремя, а не благословение, смерть (сообразно верованиям, в которых он был воспитан) не могла доставить надежды избавления от страданий бытия, и вот мысли Сиддарты обращаются к тем счастливцам, которые, среди аскетических подвигов, свободны от страха смерти, спокойны и, равнодушные ко всему, одинаково далеким от удовольствий и горя. Чем больше размышлял он, тем более пропадала у него любовь к молодости, здоровью и всяким утехам жизни. И вот он, после некоторой нерешительности и борьбы с естественными привязанностями, украдкой уходит от жены и новорожденного ребенка и отправляется, из отчизны в край чужой".

"Горе в удовольствиях, счастье в отречение! Зная это,
Хочу я странствовать, испробовать себя, и в этом вижу радость".

Так восклицал в одушевление Сиддарта, по словам буддийского, сказания, когда навсегда покидал прежнюю жизнь и разрывал с прошлым.

Готама был 29-ти лет от роду ко времени своего удаления паз, отеческого дома. От этого времени до просветления и искупления прошло 7 лет исканий, борьбы и стремлении к намеченной цели. По палийским преданиям, не имеющий отечества аскет Готама отправился, прежде всего, искать душевного спокойствия. Для этого он пошел в область народа Малла и здесь, близь одного города, прожил с аскетами около недели. Но он скоро увидел, что одна суровая аскетическая дисциплина не может удовлетворить его стремлений. Поэтому он оставил их и пошел во владения царя Бимбисары, где присоединился к двум философам-браминам. Недалеко от них жил огнепоклонник Uruwila или Uruwela Kaschjara, вместе с братом, отличавшийся необычайною строгостью жизни. У них обоих было много учеников и почитателей. Полагают, что эти два учителя преподали Готаме тот способ болезненного самопогружения внутрь себя, которому впоследствии отведено было столь видное место в учении буддизма. Кроме того, они преподали ему науку размышления в низших и высших степенях, и хотя он так воспользовался их наставлениями и дисциплиной, что из ученика сделался учителем, но и это знание его не удовлетворило. Он объявил, что в методах их не нашел незыблемого и пребывающего успокоения, которого добивался. Поэтому он снова оставил и учителей своих и учеников и, после довольно продолжительных странствований по области Малла, нашел, наконец, уединенное место, недалеко от нынешнего города Патны. "Здесь - подумал он - хорошо жить благородном человеку, который ищет спасения". И он искал этого спасения целых 6 лет, искал путем строгих покаянных упражнений, предаваясь такому суровому посту, что от истощения впадал в глубокие обмороки и сильно расстроил свое здоровье. Увидев, однако, что и эти подвиги не приводят его к желанной цели, - т. е., что таким способом он не достигнет тайны освобождения от страданий бытия в бесконечных перевоплощениях, он, полный презрения к своим прежним товарищам и руководителям, возвратился к более радостному и обычно-уверенному образу жизни. Пять аскетов, наблюдавших все это время за ним, чтобы сделаться его учениками в случае, если бы он достиг спасительного ведения, соблазнились его поведением, непостоянством как им казалось в своих решениях, — и удалились от него. Тогда-то, надобно полагать, постоянное уединение в лесных зарослях, его разнообразные неудобства, воспоминания о доме, сознание бесплодности всех своих усилий, попыток и стремлений, — все это, вмести; взятое, сильно воздействовало на его нервную и впечатлительную природу, искушало его прекратить все искания и возвратиться к прежнему образу жизни. Но, собрав все свои силы для последнего усилия, он одержал, наконец, победу, сделался Буддой, Просвещенным. Как бы, проснувшись, он почувствовал, что пред его внутренним взором исчезла теперь всякая иллюзия, и, осененный не божественной силой, но своею собственною силою достигший (как ему казалось) знания причин всего бытия, он выступил среди людей в новой роли проповедника реформатора.

Более поэтическое, но, конечно, легендарное описание последних дней уединенной жизни аскета Готамы, когда он достиг состояния Просветленного, Просвещенного, будет таково.

Продолжая непрерывно пребывать в "духовном бодрствовании", аскет Готама ожидал мгновения, которое должно было принести ему "уверенность в нирване". Тогда приступил к нему искуситель Мара, говоря:

"Смерти принадлежащий ты тысячью частей.
А жизни - едва лишь одной.
Высокий! прекрасна только жизнь живая,
И силу для дела имеешь ты только живой".

Это и многое другое, в том же роде, говорил он, аскету Готаме. но тот оставался твердым и непоколебимым, и Мара признал себя на этот раз побежденным:

"Семь уже лет теперь» следую я, шаг за шагом, по следу святого,
Но ошибки я в нем не нашел никакой; он мудрец высоко просвещенный".

Тогда наступил для аскета Готамы решительный момент. В одну ночь, сидя под деревом сделавшейся потом священной смоковницей, получившее впоследствии имя "древа познания", или короче — дерево Бо, он восходил от одной ступени созерцания к другой, пока, наконец, не открылась ему "сущность вещей". Таким образом, аскет Готама сделался совершенным мудрецом, "совершенно просвещенным".

Первые слова, которые произнес после этого Будда, таковы:

"Строителя здания этого (дома) искал я, ряд многих рождений
Прошел я в долгое время, пока не нашел я его. Исполнено мук рождение всякое новое.
Но, создатель, теперь я увидел тебя, и дома сего ты не будешь уж более строить.
Стропила и верх кровли, разбитые, падают; дух близок
К вечному миру: он уж совсем отрешился от пылких желаний".

Еще 7 дней провел Будда, в положении созерцания под деревом Бо, наслаждаясь "блаженством искупления". К концу этих дней, во время первой ночной стражи, устремил он свой дух на "сцепление причин и действий" и, прозрев их, трижды воскликнул:

"Когда пылкой мысли брамина открывается господство вечного порядка,
Когда ему становится известным первоначало всего бывающего,
Тогда должно отступить, всякое сомнение".

Но в третий раз, вместо последнего стиха, они, произнес:

"На землю свергает он полки искусителя,
Подобно солнцу, испускающему лучи света сквозь воздушное пространство".

Затем еще семь дней посвятил Будда созерцанию, находясь под фиговым деревом. В это время один брамин приступил к нему с вопросом: "Что делает человека брамином?" Будда отвечал:

"Если брамин свободен от всякой греховности, высокомерия и нечистоты,
Обуздывает чувства свои, силен в ведение, исполняет дом святости, —
То с правом брамином он может назваться; в цене с ним ничто несравнимо".

Следующие 7 дней Будда, в страшную бурю, провел под деревом царя змей, который обвивает тело Будды 7 раз и тем предохраняет его от непогоды. Когда буря прошла, царь змей, в, образе юноши, почтительно предстал пред Буддой, с мольбою простирая к нему руки; тогда Будда сказал:

"Блаженно уединение счастливца, знающего и созерцающего истину.
Блажен, кто стоит неподвижно и твердо, смиряя себя во всякое время.
Блажен, у кого нет страстей никаких и желаний.
Сломить упорство самолюбия - вот высшее, воистину, блаженство".

Наконец еще 7 дней провел Будда в тиши созерцания под деревом. Он еще не принимал пищи с того времени, как сделался Буддой. Два купца - Тапусса и Баллика - проходили мимо Будды и осмелились предложить ему первую пищу - дорожный хлеб и пряники. И в награду за это они были признаны его первыми поклонниками, мирскими "почитателями".

Итак, Сиддарта познал лично всех искупляющую истину, но отсюда до решимости поведать ее всем — расстояние большое. Эта решимость в нем явилась и созрела не вдруг, а постепенно, лишь после преодоления разных сомнений и колебаний. В нем возникали, например, мысли такого рода:

" Зачем открывать миру то, чего я достиг (лишь) тяжкой борьбою?
Истина скрыта для тех, кого наполняют желанья и ненависть.
Открытое мною исполнено тайн, трудно и глубоко сокрыто от грубых умов.
Чей ум омрачали земные стремленья, тот не может сего созерцать".

Будда склонялся к тому, чтобы удержать приобретенное им знание для одного себя, а не возвещать его миру. Кризис имел достаточно важное значение, чтобы оправдать для буддийской фантазии воздействие или, вернее сказать, вмешательство высокого покровителя Брамы. По сказанию буддийских легенд, он является Будде, старается развеять его сомнения и колебания, говоря:

"В древнее время в стране Магада явилась, какая то нечисть, учение грешных людей.
Открой же ты, мудрый, дверь вечности, и что узнал ты, безгрешный, дай (всем) услышать.
Кто стоит высоко, на скалистой вершине горы, глаз того видит далеко; весь народ ему виден.
Поднимись же и ты, о мудрец, вверх, где высоко над землей поднимаются истин вершины,
И там взгляни вниз ты, безгрешный, на (бедных) людей: страдают они, их мучит рожденье и старость.
Иди же по свету ты, храбрый герой, богатый в победах; иди ты по свету, безгрешный, путь знающий,
Возвысь ты свой голос, владыка, поймут многие слово твое".

Сострадание к миру привело Будду к победе над ним. Он, наконец, решился идти возвещать открытый им путь, наставлять восприимчивых, людей:

"пусть врата вечности будут открыты для всех,
Кто слушать желает". Кто же, однако, прежде всех пройдет чрез эти врата? Будда вспомнил о двух первых учителях своих и подумал: "они легко поймут учение", но узнает, что их уже нет в живых. Кто же далее? Те пять аскетов, которые так долго жили при нем. Теперь они находились в оленьем парке, около Каси (нынешний Бенарес), и Будда направился туда. Дорогою встречает его некто, по имени Упака, и спрашивает его об учителе его и об учение. Будда ему отвечает:

"Всех врагов победил я и сделался мудрым, во всем беспорочным.
Все я оставил, свободы достиг, победив (свою) похоть.
Узнав (все) сам собою, не знал учителя я никакого; учителей нет; ни один мне неравен.
Святой я, сам высший учитель, мудрец совершенный один только я.
Покой - мой удел и нирвана. В Бенарес иду я, чтоб там основать блестящее истины царство.
Во тьме мира земного хочу я бить в барабаны того, кто смерти не знает".

Но такое странное, с претензией на авторитетность, заявление не произвело на Упаку никакого впечатления; он, недоумевая, сомнительно качает головой и удаляется другой дорогой. А Будда продолжает свой путь к Бенаресу. Пять аскетов, с которыми он шел, приветствуют его, вопреки предварительному уговору, слушают его наставление о среднем пути, о четырех великих истинах и поступают в общество учеников Будды. Так получила начало Санха - товарищество, общество нищих монахов, или орден, Будды. Число членов его на первый раз, ограничивалось шестью лицами; это были: сам Будда и пять первых новообращенных.

К пяти первым монахами шестым присоединился благородный юноша, сын государственного казначея, по имени Яса. Он прибыл в олений парк близ Бенареса и подошел к Будде с жалобным восклицанием: "Ах, какое несчастие! Ах, какая опасность!" "Здесь нет несчастия, — отвечал ему Будда, - здесь нет опасности. Иди сюда, Яса, садись; я хочу учить тебя закону". Яса успокоился, внимательно выслушал Будду и приобрел спасительное ведение. Его отец, мать и жена становятся почитателями Будды, по формуле "священной троицы": "прибегаю к Будде, прибегаю к учению, прибегаю к обществу". Четверо молодых друзей Ясы следуют его примеру, добиваются и достигают принятия в общество, которое таким образом увеличивается до "одиннадцати достопочтенных", включая и самого Готаму Будду. Но этим, дело, конечно, не ограничивается, и число приверженцев Будды быстро увеличивается до 6И. Это были все люди из лучших фамилий и принадлежали к цвету бенаресского общества. "Шестьдесят" должны были помогать распространению "царства закона". Будда это скоро понял, и они стали первыми апостолами буддизма.

Пред отправлением их на проповедь Будда обратился к ним с таким наставлением.

"Я свободен от великих уз, человеческих и божеских. И вы свободны от всяких уз, человеческих и божеских. Итак, идите для выгоды многих, для благосостояния многих, из сострадания к миру, во благо, для выгоды, во спасение богов и людей. Двое по одной дороге не ходите, проповедуйте учение, которое превосходно в начале, превосходно в средине, превосходно в, конце, превосходно по духу, превосходно по букве. Возвещайте совершенную и чистую жизнь. Есть существа духовные, очи которых покрыты как бы прахом. Если им не проповедовать учения, то они не могут достигнуть искупления. И я хочу идти, чтобы проповедовать учение".

Ученики рассеялись по всем окрестным странам, а сам учитель направился к реке Урувела. Во время своего путешествия туда он обратил, тридцать богатых молодых людей. "Ищите самих себя", - сказал он, им, и такой фразы было достаточно, чтобы заставить их сначала задуматься, а потом обратиться к учению и образу жизни Будды, прибыв к реке, он, прежде всего, посетил известного ему прежде браминского пустынника-аскета и огнепоклонника Кассапу, который, вместе со своим братом, был главою большой группы аскетов. Желая во что бы то ни стало привлечь братьев на свою сторону, Будда долго прожил среди этих влиятельных людей. Много он положил стараний для достижения своей цели, и, действительно, постепенно убедил их в истинности своего учения. Легенды украсили обращение братьев многими чудесами Будды. Так, например, на месте, где Кассапа поддерживал на жертвеннике священный огонь, обитал огненный царь змей. Чтобы показать свою силу, Будда совершил первое чудо: он победил царя змей и загнал его в свою чашку для собирания милостыни. Но это чудо не произвело никакого впечатления на Кассапу, как и множество других чудес, совершенных тогда Буддой; он оставался, тверд в своих убеждениях. Его обращение состоялось только благодаря твердому заявлению Будды: "ты еще не достопочтенный, Кассапа, не вступил на путь, ведущий к достопочтенности, не поступаешь к тому, который может привести тебя к достопочтенности или направить на путь, ведущий к достопочтенности". Только эти слова окончательно решили дело: Кассапа просил о принятии его в общество; то же сделали и его ученики, а вслед за ними присоединился к Будде и другой брат со своими приверженцами. В знак решительного и бесповоротного разрыва с прошлым, они бросили в текущую недалеко реку все культа огню, и первое время оставался в свите Будды.

Вскоре после этого на вершине горы Будда говорил всем новообращенным ученикам, числом тысяче, свою проповедь об огне, следующего содержания:

"Все горит, — но как? Глаз горит; все видимое горит; духовные образы, которые покоятся в глазах, горят; прикосновение глаза к видимым предметам горит; восприятие (ощущение), возникающее из этого прикосновения, будет ли оно приятно или мучительно, или не приятно, ни мучительно, горит. Но каким огнем горит все это? Огнем страсти, огнем злобы, огнем обольщения, огнем рождения, огнем старости, огнем смерти, огнем печали, огнем плача, огнем боли, огнем, скорби, огнем отчаяния; вот что я говорю. Слух горит; все слышимое горит; познание слышимого горит; прикосновение к слышимому горит; ощущение от прикосновения к слышимому горит, будет ли оно приятно или мучительно, или ни приятно, ни мучительно. Но каким огнем горит все это? Огнем страсти, огнем злобы, огнем обольщения, огнем рождения, огнем старости, огнем смерти, огнем печали, огнем плача, огнем боли, огнем скорби, огнем отчаяния: вот что я говорю. Обоняние горит... (и в третий раз повторяются без изменения все вышеприведенные фразы; а потом) Вкус горит... (и-то же самое; далее) Тело горит... (и так далее; наконец, как шестое чувство Дух горит... (и те же повторения без всяких сокращений и изменений. Далее Будда продолжал: "Замечающий это становится учеником, которым наставлен и идет благородным путем. Ему наскучил уже глаз; ему наскучило все видимое глазом: наскучило прикосновение глаза к видимым предметам; наскучило ощущение, возникающее от этого прикосновения, будет ли оно приятно или мучительно, или ни приятно, ни мучительно. Ему наскучил уже слух... (и снова ряд предложений, как выше). Речь заканчивается так: "Когда все наскучит ему, он отрешается от всяких желаний, становится свободным. Если он свободен, он сознает себя свободным. Он знает, что новых рождений, для него уже не будет, настала чистая жизнь, исполнена обязанность, возврата в сей мир более уже нет: вот что признает он".

С большой толпой учеников Будда направился к главному городу страны Магада, где царствовал Бимбисара, которого обеспокоило движение многочисленной толпы к столице, потому что перед этим разнесся слух, что Будда имеет намерение провозгласить себя князем. Но, узнав, что Будда не имеет никаких политических намерений, Бимбисара встретил его с большой и блестящей свитой. Впечатление, произведенное этим зрелищем на присутствующих, было так сильно, что все, начиная с царя, выразили свою готовность сделаться "поклонниками" Будды. Из благодарности царь подарил Будде и его обществу увеселительный сад (или бамбуковый лес), где Будда, вместе со своими учениками, и проводил время в период дождей.

Еще другое важное приобретение сделано было Буддой за время пребывания у Бимбисары. Два молодых брамина Сариппутта и Могаллана дали друг другу обещание: кто первый найдет вечное (т.е. освобождение от смерти), тот должен сказать об этом другому. Однажды Сарипутта увидел ученика Будды, который совершал свое путешествие для обычного сбора милостыни на дневное пропитание, и понравился ему своей исполненной достоинства поступью. Сарипутта спросил его об учителе его, и он учении этого учителя. Тот назвал ему своим учителем Будду, а содержание учения передал в следующей форме: "все сущности берут свое начало в одной причине; об этой причине и о конце всего сущего учит, Всесовершенный. Таково учение Великого". — Сияя радостью, возвестил Сарипутта своему другу: "друг, я нашел вечное!" Они пошли к Будде, который, увидев их, сказал: "Оба товарища, идущие теперь ко мне, будут истинной парой учеников, замечательной приносящей счастье парой". И. действительно, вместе с 250 спутниками, они присоединились к общине Будды.

В это время многие превосходные, высокородные юноши страны Магада вели чистую жизнь под руководством Высокого. Но народ негодовал, поэтому поводу, и говорил: "Аскет Готама виновен в том, что отцы не рождают сынов, жены делаются вдовами, вымирают целые фамилия". Он принял к себе тысячу пустынников и 250 странствующих монахов, и все они высокородные страны Магада — начали вести безбрачную жизнь. Поэтому всякий раз при встрече с буддийским монахом народ смеялся, говоря:

"Двинувшись, прибыл великий монах к горнему граду страны Магада;
Всех обратил он, — кого обращать теперь будет?"

Недружелюбное настроение толпы тревожило учеников; но Будда утешал их: "этот шум продолжится только семь дней; спустя семь дней он прекратится. Когда над вами смеются, вы отвечайте:

Герои, совершенные обращают истинным словом своим.
Кто хочет смеяться над Просвещенным, обращающим словом истины?"

Этим случаем заканчивается связное повествование о дальнейшей деятельности Будды в течение 45 лет. Чем же наполняется этот, почти в полстолетия, период жизни Будды? Время от достижения достоинства Будды до смерти наполняется переходами его из одного места в другое (в сопровождении учеников) и учительством. Странствования совершались на протяжении (приблизительно) 450 верст. Во время этих переходов Будда обыкновенно делал остановки около городов и селений. Впрочем, и на перекрестках дорог, а равно и в деревнях, через, которые пролегал путь, находились общественные пристанища, — вроде наших постоялых дворов, или восточных караван-сараев, устроенные сострадательными людьми. Кое-где в этих пристанищах находились и съестные припасы, доставленные благочестивой рукой для удовлетворения потребностей путешествующих. Любимыми местами остановок Будды были парки, рощи и леса; например, манговый лес, бамбуковая роща, олений парк. Предание сохранило еще память о многих местностях, — где Высокий имел достопамятную встречу с тем или иным знатным мирянином или аскетом, — которые мы перечислять не будем. Сотни речей, приписываемых Будде, без сомнения, произнесены были в том или другом из садов или парков, подаренных ему знатными почитателями. Но хотя бы перечислить их в хронологическом порядке нет ни малейшей возможности, так как они не приспособлены ни к месту, ни ко времени их произнесения, да нельзя и сами речи все считать произнесенными самим Буддой.

Из учеников, кроме уже названных нами, которые пользовались особенным уважением в образовавшемся обществе, следует еще назвать двоюродных братьев Будды: Ананду, любимца Будды, и Девадатту, и, наконец — Рагулу, сына Будды, вступившего также в основанную отцом, общину, но едва ли занявшего в ней видное место. Из более известных покровителей Будды нужно упомянуть, кроме царя Бимбисары, еще Пасенади, царя Косалы, придворного врача Бимбисары, Живаку и куртизанку Амбапали.

Последние годы жизни Будды омрачены были враждебными действиями против него и его общины, двоюродного брата Девадатты. Он всячески старался лишить Будду уважения приверженцев, и в своем высокомерии, говорил: "мне следовало бы управлять обществом монахов". Сначала он не выступал, открыто, а так сказать прятался за спиной сына Бимбисары, тяготившегося своим положением наследника престола и стремившегося сделаться самостоятельным. По уговору между ними, сын Бимбисары должен был убить своего отца, а Девадатта - Будду. Попыток Девадатты на жизнь Будды было несколько, но все они не удавались, как говорят буддийские сказания, - благодаря чудесам Высокого. Так рассказывается, что однажды Будда гулял при подошве горы, а Девадатта спустил с одной из ее вершин громадный обломок скалы. Но две горные вершины склонились друг к другу, чем и задержали падение обломка: только маленький осколок скалы повредил немного ногу Будды, так что из нее потекла кровь. Другой раз Девадатта спустил против Будды дикого слона, раздразнив его перед этим. Но взбесившееся животное не могло противостоять силе любви, излитой на него Высоким, остановилось пред ним и не причинило ему никакого вреда, правда, сын Бимбисары достиг своей цели свергнуть с престола отца и заключил его в башню, где тот и умер (будто бы) голодной смертью. Но, сделавшись царем он из недоброжелателя Будды стал его ревностным покровителем. Конечно, он перестал тогда содействовать честолюбивым замыслам Девадатты, который успел только образовать в общине Будды раскол, да и то не надолго. Так, 500 младших членов общины из Весали примкнули, было к нему, не зная точно, в чем дело; но Сарипутта и Могаллана разъяснили им ошибку и возвратили их к Будде. В наказание за все свои покушения и козни против Будды. Девадатта погиб (будто бы) несчастным образом.

Уже в 80 слишком лет старец Готама Будда предпринял последнее путешествие. Он пошел со своими учениками по направлению к городу Патне. перешел вблизи этого места Ганг и прибыл из Весали, где остановился в манговом лесу куртизанки Амбапали. Из Весали он отправился и добрел до селения Белюва, где провел дождливое время, и здесь в первый раз серьезно заболел. Предчувствуя, что жизненный путь, его скоро кончится, он говорил Ананде, прислуживавшему во время болезни: "Ананда, будьте светочами друг другу. Будьте прибежищами, один другому. Твердо держитесь учения, как вашего великого светоча. Не ищите другого прибежища, кроме самих себя.

И чем ближе становился конец его, тем настойчивее делались его наставления; все они вертятся около одной мысли: "все приходит".

"Зреет к концу моя жизнь; близка цель моей жизни.
Иду я, вы остаетесь; для меня же готово прибежища место.
Бдительны, будьте без послабленья; шествуйте свято всегда.
Дух свой храните готовым и бодрым всегда.
Кто без колебаний идет, верный истины слову,
Тому не грозит рожденье и смерть, цель всех страданий близка для него".

Оправившись от болезни, Будда бросил последний взгляд на Весали с окрестностями, а потом пошел от селения к селению, пока не прибыл в местечко Пава, где снова принужден, был остановиться на отдых в манговом лесу золотых дел мастера Кунды. последний приготовил для Будды обед и предложил ему, между прочим, сушеного свиного мяса. Будда поел и его, но почувствовал себя совсем нехорошо, однако через силу поднялся, чтобы идти далее. Дорогой, свернув в сторону, он сел отдохнуть, под деревом и томимый жаждой, просил Ананду принести воды. В протекавшей тут речке вода не отличалась чистотой и прозрачностью, но едва Ананда почерпнул, как она потеряла свой мутный цвет, и Высокий напился свежей и чистой воды. В это время повстречался с Буддой некто по имени Пуккуза. Будда вступил с ним в беседу и обратил его к своему учению. В благодарность Пуккуза предложил Будде два золототканых платья, и тот соблаговолил принять одно для себя. Когда Ананда облек тело Высокого и златотканую одежду, то казалось, что она потеряла свой блеск от ослепительного блеска цвета кожи Будды. Будда объяснил это своему любимому ученику так: "в ту ночь, когда Совершенный достигает высшего ведения, когда он свершает последний свой путь, не оставляя, а собой ничего, тогда цвет кожи его становится блестящим и испускает лучи". Далее:

"Странствуя, пришел Будда к реке Какутта,
Тихой, чистой, с прозрачной водою.
В воду спустился усталый Учитель.
Великий, совершенства достигший, с которым никто не сравнится.
Омывшись, Учитель воды напился из реки
И вышел со всей своей свитой,
Истины вестник. Учитель святой
Пошел потом к манговому лесу,
И сказал он монаху Кунде: "сложи
Мне вчетверо платье, я лягу".
И с радостью делает тот, что Учитель велел:
Стелет проворно сложенное вчетверо платье.
Склонился Учитель усталый,
А у ног его сел и сам Кунда".

Наконец Будда пришел на берег реки Кота Гандак, где в салкеновой роще одного из членов владетельного дома Малла. Будда, совершенно обессиленный болезнью спинного мозга (которою он страдал с молодых лет), приказал приготовить себе ложе под цветущими деревьями. С деревьев посыпался целый дождь цветов, в воздухе разлилось благоухание, и послышалась небесная музыка. Сам владелец рощи явился к Будде, чтобы обвевать его опахалом. Но Будда приказал ему отойти в сторону, чтобы стекшиеся к нему духи десяти мировых систем могли видеть его.

О многом говорил тут Высокий, например, о местах, которые верующий должен посещать со страхом и благоговением, об отношениях монахов к женщинам, как поступить с его останками, - о лицах, имеющих право на надгробный памятник и прочее. Ананда, долгое время спокойно слушавший учителя, не мог, наконец, сдержать своей скорби. Склонившись к дверцам своей комнаты, од плакал и жаловался: — "Увы! я остаюсь только учеником, который еще должен выработать свое собственное совершенство; а Учитель уходит отсюда, он такой добрый". Будда, видевший скорбь своего любимого ученика, позвал его и, внушая ему мужество, говорил: "Довольно. Ананда. Не печалься, не плачь. Не сказал ли я тебе уже ранее, что нам приходится разлучаться со всем, что мы любим и что нам дорого. Каким образом, возможно, было бы, Ананда, чтобы там, где все родившееся, вступившее в бытие, имеет органы, носить в себе необходимое основание своего разложения, - такое существо, как я, не разложилось? Нет, этого не может быть. Давно уже. Ананда, ты сделался близким ко мне словами, делами и мыслями любви, верным и честным без колебанья. В этом ты хорошо постудил, Ананда. Стремись с ревностью, и скоро будешь, свободен от великих зол — чувственности, самолюбия, обольщения и незнания". Затем Будда говорил, что и все "Совершенные" (т. е. Будды) прежних времен имели таких же преданных слуг, какого имел и он сам в Ананде, - что так будет и впредь. Когда он кончил наставление, Ананда сказал ему, что великому учителю лучше бы умереть в одном из больших городов, а не в этом неизвестном местечке. Будда да это заметил ему: "Не говори так, Ананда. В прежнее время это местечко было резиденцией "великого царя славы", и тогда это местечко было велико, богато и многолюдно. Иди же теперь туда, Ананда, и скажи жителям его Малла: сегодня, в последнюю ночную стражу Совершенный отойдет в вечность". Когда Малла услышали эту весть, то сильно опечалились, а некоторые стали плакать, рвать на себе волосы, бросаться на землю, восклицая: "Слишком скоро умрет Высокий! Скоро отойдет в вечность Блаженный! Скоро исчезнет глаз мира!". Потом Малла, - мужчины, женщины и дети, - поспешили в салкеновую рощу, чтобы в последний раз засвидетельствовать свое почтение Будде. Построившись по семействам, они подходили к Высокому и преклонялись пред ним.

В то время жил в местечке нищенствующий аскет Субадда, не принадлежавший к числу поклонников Будды. Он думал: "во мне возникло чувство неуверенности, и я полагаю, что аскет Готама может представить мне истину так, что я буду совершенно свободен от этого чувства". Ананда, которому он рассказал о своем беспокойстве, отказал ему в свидании с Буддой. "Не утруждай Совершенного, Высокий утомлен", говорил он. Будда слышал разговор, и приказал Ананде пропустить просителя: "Чего просит от меня Субадда, просит из стремления к знанию, а не для того, чтобы докучать мне. И что я отвечу на его вопросы, то он быстро поймет". Тогда Субадда предстал пред Буддой и высказал ему свое недоумение в том, почему это начальники различных сект не согласны между собою. Не будем говорить об этом, — возразил ему Будда, — я хочу научить тебя истине. Во всяком учении, в которой нет благородного восьмеричного пути, нет и аскетов первой, второй, третьей и четвертой степени. Только в моем учение, Субадда, есть благородный восьмеричный путь, а потому только в нем и есть истинные аскеты. Скудны системы других учителей, скудны и истинами аскетами. И если только, Субадда, монахи будут жить праведно, мир никогда не будет иметь недостатка в достаточных.

"На двадцать девятом году,
Спасения ища, отрекся я от мира.
И слишком полвека прошло.
Субадда, с тех пор, как от мира отрекся я.
В законе истины, живя, —
А в дали от него, невозможен аскет".

Субадда просил теперь о принятии его в общество. По воле Будды его освободили от 4-х месячного искуса, предписанного для обращающихся из других сект, и он принят был немедленно. Это был последний из обращенных самим Буддой. Сделав еще несколько распоряжений, Будда сказал: "Монахи, может быть в душе кого-либо из вас есть сомнение, или недоразумение относительно Будды, учения или пути? Расспрашивайте свободно, чтобы потом не пришлось вам упрекать себя при мысли: Учитель был с нами лицом к лицу, а мы не могли решиться спросить". Когда никто ничего не отвечал ему, он повторил вопрос до трех раз, а потом сказал: "Монахи! Может быть из благоговения пред Учителем вы не предлагаете ему никаких вопросов? Пусть каждый из вас сообщит их другому". Но опять все молчали. Тогда заговорил Ананда: "Как удивительно это, господин мой! Право, я уверен, что во всем этом собрании монахов нет ни одного, кто имел бы сомнение, или недоразумение относительно Будды, учения или пути". — "От полноты веры говоришь ты, Ананда", — ответил на это Будда. "Но Совершенный достоверно знает, что во всем этом собрании монахов нет ни одного, кто бы имел сомнение или недоразумение относительно Будды, учения или пути. Даже тот, Ананда, кто из всех этих 500 монахов далее всех сзади, обратился и не нуждается в новом рождении, для нового страдания, так как он уже уверен в конечном искуплении. Смотрите же, монахи, я говорю вам: все возникшее приходит. С ревностью совершайте спасение ваше".

Это были его последние слова, после которых наступила агония и смерть. То и другое легенды изображают так.

После этого вступил Высокий в первую стадию глубокого созерцания. Из нее поднялся он и достиг второй, потом третьей и четвертой ступени, а из этой последней перешел в ту, и которой душе присуще только сознание бесконечности пространства, потом перешел в, стадию бесконечности мысли, далее в стадию абсолютного ничто. Из последней стадии он перешел в ту, которая лежит между сознательным и бессознательным, и, наконец, в ту, где совершенно исчезает сознание ощущений и мысли. Тогда сказал Ананда Анурудде: "Высокий умер". — "Нет, Ананда, возразил тот. Высокий еще не умер; они, только вступил в ту стадию, в которой прекращаются ощущения и мысли".

Затем вступил Высокий в стадию между сознанием и бессознательностью. из нее перешел и стадию абсолютного ничто; затем вступил в стадию бесконечности мысли: далее перешел и стадию бесконечности пространства. Отсюда он вступил в четвертую стадию глубокого созерцания, потом в третью, вторую и первую; из первой стадии снова перешел во вторую, из, второй к третью, из третьей в четвертую, а из четвертой поднялся еще на ступень и непосредственно погрузился в Нирвану.

Это произошло в 471 году до Рождества Христова.

В момент смерти Будды, по словам легенд, произошло страшное землетрясение, загремел гром и послышался голос Брамы:

"В пространствах все существа в свое время слагают телесность,
Как мира учитель теперь, вождь победы, великий Будда,
В Нирвану вступил Совершенный и Сильный".
И Индра, царь духов, изрек стих:
"Как кратко земного всего бытие. Растет и приходит оно,
Живет и затем исчезает, — и благо ему, когда к покою идет оно".

Те из членов общины, которые еще были несвободны от душевных волнений, плакали и сетовали, а остальные были спокойны, так, как помнили, что все земное приходит.

Утром следующего дня Ананда возвестил Малла о смерти Будды. С великою печалью, выслушав это известие, те пошли с благовониями, венками и музыкой в салкеновую рощу, чтобы почтить умершего. Семь дней прошло в приготовлениях к похоронному торжеству. На восьмой день 8-мь знатнейших Малла перенесли труп Будды в гробницу, находившуюся к востоку от города. На вопрос: что делать с останками Высокого? Ананда сказал:

"Как поступают с останками царя царей, так должно поступить и с останками Совершенного".

Тогда Малла облачил труп Будды в новые одежды, а затем возложил его на костер из благовонных деревьев. Четыре самых знатных лица хотели, было зажечь костер, но сделать этого не могли, так как не было еще одного, который должен был, присутствовать при сожжение трупа. Как раз в это самое время Магакассапа, с 500 спутников, был на пути из Павы в Кузинару. Расположившись на отдых пол деревом, он увидал идущего по той же дороге браминского аскета с небесным цветком в руке. От него узнал Магакассапа о смерти Учителя, ибо дождь небесных цветов падает лишь при смерти Совершенных. Магакассапа поспешил к месту сожжения и с благоговением склонился к ногам Высокого. В тот же миг костер воспламенился сам собой.

После этого Малла собрали пепел и кости в золотую урну и поставили ее в городской зале, где она, за решеткой из копей и луков, была выставлена на 7 дней для чествования танцами, пением, музыкой, венками и благовониями. Затем останки Будды мирно были поделены между его почитателями, и все они воздвигли над ними надгробные памятники и установили в честь Будды праздники.

ХРИСТОС И БУДДА².

Параллели и контрасты в жизни и деятельности Того и другого, в учении и чудесах (внешний и внутренний характер их). Вывод из всего сказанного.

В начале первого чтения мною было замечено, что враги христианства находят в евангельских повествованиях много заимствований из, священных книг буддизма. Ныне, при рассмотрении сводных и противоположных фактов из жизни Господа Иисуса Христа и Готамы Будды, я постараюсь ясно и наглядно доказать не действительность такого заимствования, полное отсутствие согласия и внутренней взаимозависимости обоих рядов писаний.

Даже при общем и поверхностном взгляде на характер изложения жизни и дел Господа Иисуса в Евангелиях и о Будде в Трипитаках и других священных для буддиста писаниях, мы наталкиваемся на резко бросающуюся в глаза разность между ними. Так, в буддийских писаниях имеются длинные, многоречивые, даже неприличные и совершенно ненужные подробности о зачатии, рождении, младенчестве и юности Готамы. Напротив, в Евангелиях описано, и то весьма кратко, три-четыре события из жизни Иисуса Христа до прихода Его на Иордан к Иоанну Крестителю. Такая крайняя скудость известий об обстоятельствах и условиях, жизни Господа Иисуса до начала Его общественного служения весьма красноречива, тем более что она не могут быть результатом незнания или забвения. Краткость этих повествований - своего рода достоинство, ибо люди, - как показывают апокрифические Евангелия и необъятная масса буддийских легенд - предоставленные самим себе, способны наговорить много лишнего и ненужного. В Евангелиях умолчало о том, что нам, по свойственному любопытству, хотелось бы знать, и открыта, так сказать, только духовная реальность, в котором заключается сущность и основа христианства. Где Господь Иисус, бывал, как и на что смотрел, что делал в продолжение долгих 30-ти лет безвестного приготовления до дня явления Своего Израилю - всего этого Евангелисты не сказали нам. Кроме событий благовещения и рождества, поклонения пастырей и волхвов да бегства в Египет, за все 30 лет один краткий рассказ о пребывании 12-тилетняго отрока Иисуса в иерусалимском храме и два таких заключения: "Младенец возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости, и благодать Божия была на Нем. Иисус преуспевал в премудрости и возрасте, и в любви у Бога и человеков". Какая краткость и многосодержательность слов! Обстановка и мелочные обстоятельства обыденной жизни превращаются в ничто, когда жизнь, открывающаяся в них, представляет из ряда выходящее явление. Но, очерчивая жизнь Сына Человеческого не многими и небольшими, но в высшей степени содержательными и рельефными штрихами, Евангелисты все-таки дают нам полную возможность составить отчетливое представление о личности Христа, - что Он был, о Его Божественности. Напротив, при чтении многочисленных и широковещательных, один другого фантастичнее и невероятнее, рассказов о событиях из жизни буддийского мессии, пред нами мелькает, как бы в тумане, неясная, расплывающаяся и неопределенная личность Готамы Будды.

Если обратить внимание на частные факты из жизни Господа Иисуса и Готамы Будды, то снова получается впечатление резкой, до противоположности, разности в положении обеих личностей. Сын, индийского владетельного князя не имел нужды отказывать себе в чем-либо, чего только хотело его сердце: Иисус Назарянин должен был в обыкновенном роде труда переносить все тяжести жизни, на которые индийский юноша, проводя бездеятельную и пустую, жизнь своего класса, смотрел как на одно из проклятий бытия. Иисус имел для прокормления трудовой хлеб, хотя впоследствии, при полной умеренности, не отказывался от радушно предложенной трапезы: Будда, при изобилии пресыщенный всем, добровольно подверг себя (не нужным и бесполезным, по собственному сознанию) терзаниям голода. Богатый в бедности, в то время как Готама был беден в своем обилии, Иисус, мнимый сын плотника, является высоким в том, что другой назвал бы несчастием и унижением. Готама, по пресыщению чувственными удовольствиями, открыл, что человеческая жизнь хуже, чем суета: Господь Иисус, предав Себя всецело служению другим, учил Своим примером, как полна благодатью и богатая силою благословений может быть жизнь всякого человека. Вестники природы и божественного Помышления, посредством полевых лилий и детей на улице, давали Христу Иисусу научить людей такой премудрости, о какой никогда не мечтал индийский мудрец. Христос видел несчастия этого греховного мира, как никогда не видал их Готама, и чувствовал бедствия людей, как никогда не мог чувствовать Будда. Но в то же время Он видел и то, чего никак не мог, да и не хотел усмотреть Готама Будда, - видел лицо Отца небесного, не пасмурное от гнева или холодно-презрительное и грозное, как у богов-гениев, олицетворение сил природы в брамино-буддийских религиозных представлениях, но сокрушающееся от любви и жалости ко всем людям. Вместо того чтобы удалить от Себя страдания и зло мира, выработкой безучастности ко всему земному (как сделал Будда), Иисус Христос чутко относился к страданиям и горю люден и проявлял Свое сострадание в многочисленных случаях. В противоположность Готаме, который нашел свою мудрость в желании и стремлении освободиться от мира и всякого преходящего бытия, Христос, Иисус не нашел успокоения только в желании спасти этот грешный: умер, но и предал Себя суду и за него, как за радости, стоявшую пред Ним задачей Его миссии.

В жизни Господа Иисуса нет ничего равного или подобного тому стремлению к "просвещенному познанию", которое имеет такое важное значение в жизни Будды. О том, что Иисус укреплялся в возрасте, мудрости и милости у Бога и в благорасположенности людей, распространяться и не было никакой надобности: это так естественно и просто, что Евангелисты делают о том лишь замечание, и то, как бы мимоходом. Повествуя (опять кратко) о пребывании Его в пустыне, Евангелисты не дают нам повода предполагать, что Христос достиг там знания, которым ранее не обладал, или что именно в это время Ему впервые было открыто Его призвание. Напротив, они говорят, что сознание Своего призвания и посланничества в Нем возникло и проявилось весьма рано - на 12 году от рождения. Будда же только на 29 году своей жизни, пресыщенный этой жизнью в полной роскоши, устремился на путь иного образа жизни, чтобы и собственными усилиями достигнуть знания способа освобождения от зла (преходящего бытия). Он был (так сказать) натолкнут разными обстоятельствами жизни на мысль - выступить в роли искупителя от страданий бытия, и то только себя самого, а не всех людей. Таким образом, вполне можно сказать, что "просвещенное" (в буддийском смысле) состояние Готамы Будды было результатом мучительной борьбы, сначала между естественными наклонностями и долгом, а потом - борьбы с великой тяжестью исполнения принятого долга. Что же касается сознания Своей миссии Иисусом Христом, то оно было так естественно, как, возрастание утренней зари пред восходом солнца. Чистая и сначала скромная, тихая и радостная жизнь Его раскрывалась, подобно прекрасному утру, под одним одушевляющим импульсом, любви к Богу Отцу и ко всем Его творениям.