ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЛАВЯНСКАГО ПЕРЕВОДА СВЯЩЕННЫХ КНИГ.
Д. Прозоровский.
Санкт-Петербург: Печатано в типографии Морского министерства в Главном Адмиралтействе, 1869. — 18 с.
Отпраздновав тысячелений юбилей существования славянской грамотности, мы совершили ныне и тысячелетнюю память одного из приснопамятных славянских просветителей. Другое тысячелетие мы начали с хорошим запасом данных, относящихся к вопросу о просвещении славян, собранных и отчасти разработанных трудолюбием наших ученых. Теперь выяснились некоторыя частности этого вопроса, особенно из числа тех, которыми обставлена личность славянских учителей. Но ежели с этой стороны вопрос довольно далеко продвинулся вперед, за то другая сторона его чуть ли не находится в застое. После гг. Новицкого и Априлова, из которых первый в 1837 году напечатал в Киеве свое исследование "о первоначальном переводе Священного Писания на славянский язык", а второй издал в 1841 году в Одессе также исследование свое под заглавиеми: "Болгарские книжники, или какому славянскому племени пренадлежит кирилловская азбука", была еще напечатана в Журнале Министерства Народного Просещения за 1848 год №7, статья И. И. Срезневского: "Древние письмена славянские", а в 1855 году изданы профессором Буслаевыми «Материалы для истории письмен». Затем, не говоря о трудах иностранных ученых, едва ли выходили у нас отдельные специальные сочинения,
3
имеющия целью выяснить происхождение славявской письменности. Между тем, предмет этот столько важен, что от разъяснения его зависит положительное определение того значения, которое действительно принадлежит блаженным изобретателям славянской грамоты. Не чувствуя в себе столько сил, сколько нужно для ученой разработки настоящего предмета во всей подробности, я ограничусь некоторыми замечаниями, в надежде, что они, может статься, не будут бесполезны.
Общее убеждение, основаное на глухих преданих, приписывает перевод священных книг св. Кириллу и Мефодию, македонским уроженцам, получившим византийское образование и отправленным в Моравию из Константинополя по требованию князей Ростислава, Святовополка и Коцела. Но, пересматривая главнейшие из дошедших до нас преданий об этом предмете, я прихожу совсем к другому убеждению. Несторова летопись говорит, что братья по прибытии в Моравию, "начаста съставливати писмева азъбуковьная словеньски, и преложиста Апостол и Еувагелье..., потом преложиста Псалтирь и Охтаик и прочая книги", и что, по удалении Кирилла из Моравии, Мефодий, возведенный в сан епископа, "посади 2 попа скорописца зело и преложи вся книги исполн от гречcьска языка в славенеск 6-ю месяц, начед от марта месяца до двудесяту и 6-ю день октября месяц" По словам Иоанна, экзарха болгарского, Мефодий "преложи вся уставныя (т. е. канонические) книги 60 от елинска языка", а по другим источникам известно что Мефодий апокрифических книг не переводил.1 Отсюдо нужно заключить. что совокупными трудами св. братьев переложены были собственно книги богослужебные, в том числе церковные чтения из апостолов и евангелистов, равно Следованная
4
Псалтирь и прочее, чему не противоречит и паннонское житие св . Мефодия, утверждающее, что он "Псалтирь бо бе токмо Евангелие с Апостолом и избранными службами церковными с философом преложил первее"; одним же Мефодием переложена Библия в полном, каноническом составе, следовательно, с Псалтирью и книгами Нового Завета, что все составляет не 60, а 65 книг. Допустим, что в восемь лет братья успели переложить богослужебные книги, не смотря на великие трудности в приготовление к тому способ, которое не могло ограничиться изобретением букваря, а обязывало изобретателей выработать из языка грамматические правила и образовать скорописцев преподанием их этих правил, что и в настоящее время не бывает легкой задачей: но чтобы один человек, при пособии только двух скорописцев, мог в полгода перевести всю Библию — это едвали вероятно… Не без основание покойного митрополита Евгений заметил, что "сих одних книг (т. е. богослужебных) не только перевести, но и списать двумя скорописцами в шесть месяцев невозможно, а в тридцать лет прибывания у моравов мефодий мог сие удобнее и лучше исполнить."2 Но кроме богослужебных книг необходим был, для церковного управления, Номаканон (Кормчая), да и без Пролога духовному лицу трудно было обойтись; если к этому присовокупить еще Библию, то и допущенных Евгением тридцати лет будет мало. С такой громадой не скоро справились и нынешняя скоропись; придревнем же способе письма, то есть, припочерке уставом и поллуставом, едвали была возможна столь быстрая скоропись, как нынешняя.
Обратимся теперь к наблюдениям , начав их с позднейшего времени.
Мне известны следующие памятники с пометами о времени их написания:
Сборник, писанный в 1689 году скорописью, в четвертку, на 347 листах; в нем сказано "писах
5
сию книгу я, Ивашко Логинов своею рукою лета 7197 году сентября с 1 числа да до июля по 26 число"3, следовательно, на переписку употреблено почти 11 месяцев, а писано менее 11/2 листа в день круглым счетом;
Статир, писанный в 1684 году полууставом, в лист на 795 листах, "начася лета 7191 году месяца априллиа в 8 день, написася 195 году августа в 20 день";4 и того пошло более 3 1/3 лет работы и менее листа на день;
Толковая Псалтирь, писанная в 1648 году небрежным полууставом, в четвертку, (на 340 листах, "начата бысть писати... лета 7155 июня в 1 день... совершена же бысть в другое лето 156 маия в 12"5, значит, работа продолжалась 11 месяцев слишком, и писана по листу в день кругом;
Толковое Евангелие Феофилакта Болгарского; писанное в 1521 году полууставом, в лист, на 558 листах, из которых на 299-555 листах помечено начатие и окончание Евангелия от Иоанна, занимающее 297 листов; в пометах говорится: "начало бысть о Христе месяца иуниа 14... конець о Христе бысть месяца генваря в 31 6 по сему работа продолжалась 7 ? месяцев, откуда приходится около 1 1/4 листа на день;
Четвероевангелие, писанное в 1401 году на пергаменте мелким уставом, с четвертку и в два столбца, 215 листах, "начато месяца февраля в 2 день еуанегелье се месяца иуня в 10"7; итого, 4 месяца, а писано по 7 столбцов или по 1 3/4 листа кругом.
на Кормчей, писанной в 1270 году и переписанной в ХII веке, позднейший писец сохранил припись прежних писцов : "мы же разделивше на три части исписахом за 50 дний, почавше месяца ноября 10 день, кончата же бысть месяца генваря 7 день"8; эта; припись находится
6
на 105 листе, следовательно, на каждого писца или на 50 дней причитается 35 листов. Итак, древние писцы не отличались особенною быстротою. Пример древнего действительного скорописания представляет нам писанное в 1144 году уставом, в четвертку, Евангелие, где на 228 листе сказно: "в лет. 6652 напсашяс книгы си. 50 дньи. почяты писати октября в 1. а кончяшяся ноября в. 19."9; посему на каждый день кругом причитается по 4 1/2 листа. Укажу еще на пример, более древний. В половине XI века новгородский диакон Григорий, писец неоспоримо искусный, успел в полгода списать одно лишь церковное Евангелие, известное теперь под названием Остромирова, в котором содержится 288 писанных листов in 4°, или 1152 столбца.10 Произведение Григория дает нам возможность уяснить дело приблизительным расчетом. Евангельское чтение в Навечерие Рождества Христова занимает в Остромировом Евангелие 6 1/2 столбцов: в Библии же, по изданию 1839 года (в 3 книгах, 8 д. л.) эти чтением занято 1 3/4 столбца, откуда оказывается, что 7 столбцов печати равны 26 столбцам рукописи. Канонические книги заняли в том издании 890 листов или 3 560 столбцов; равняющихся, по выведенной пропорци, 13 224 столбцам Остромировой рукописи. По сему Григорий мог бы переписать Библию 5 3/4 лет, а два мефодиевы скорописца, по бойкости равные Григорию, потребовали бы на этот труд 2 7/8, при усидчивости же не менее 1 1/2 года. Заметим при этом, что на 4 1/2 листах Евангелия 1144года исписалось бы 18 столбцов, и что сумма 13 224, разделенная на 18; даст ровно два года для переписки всей Библии скорописцем, подобным писавшему то Евангелие. Правда, если положить по 10 минут на столбец, что было бы чрезвычайно скоро, и 12 часов в сутки работы то действительно
7
пришлось бы на Библию полгода (около 184 суток). Но постоянно высиживать по 12 часов в сутки нельзя; промежутки неизбежны; праздники надобно исключить из числа рабочих дней, сверх того, как сам Мефодий, так и его скорописцы должны были отправлять обязанности своего сана и не могли не подвергаться иногда болезням, препятствующих иногда работе; за тем остается не более 6 часов на день, в последнем выводе, пришлось бы на переписку не менее года. А как Мефодий должен был сперва сделать перевод, то есть, собственноручно написать славянский оригинал то и невозможно, чтобы в полгода скипели оригинал и список. Поучителен в настоящем случаи следующий пример, оставленный нам древностью. Из Иосифа Флавия известно, что 70 толковников трудились 70 дней над переводом Ветхого Завета на греческий, совершенно обработанный; значить, одному переводчику пришлось бы трудиться 4 000 дней или 13 лет и 8 1/3 месяцев; но один не мог пользоваться теми выгодам, какие проистекали из совокупности многих, содействовавших друг другу советами и взаимным разрешением недоумений; следовательно, ему понадобилось бы далеко более 14 лет для исполнения, труда по одному Ветхому Завету; а если бы он же вместе с тем, должен был приготовить для перевода и язык, соответствующий языку подлинника, обработанному веками, то я не знаю до какой цифры выросли бы эти скромные 14 лет.
В виду всего этого необходимо допустить, что блаженные просветители славян пользовались боле древним переводом священных книг. Не даром же сохранилось предание, что святой Кирилл, еще до проповеди славянам, путешествуя к хазарам, нашел в Херсонесе "Евангелие н Псалтирь роськы писмены писано и человека обрет глаголюще тою беседою" (по смыслу видно, что слова: "росьскы писмени" значили; росьскым языком). Сколь ни глухо это предание, но при вышеизложенных соображения), оно приобретает значительную долу вероятности и перестает казаться выдумкой позднейшего времени, тем более гораздо позднее времен Кирилла и Мефодия, приметны следы разных "изводов" (редакций), не изглаженные ни св. учителями славян, ни их учениками, ни следовавшими затем справщиками. Следы эти усматриваются в разноречиях списков одного и того же текста, хорошо известных исследователям славянской письменности. Если не решен вопрос о причинах, произведших эти разночтения, то виною сему убеждению, что славянские книги произошли одновременно и суть плоды Кирилло-Мефодиевых трудов, устраняющих всякую догадку о возможности существования более древнего перевода. Правда, разности состоят не в более или менее верной передаче сущности греческого подлинника, а собственно в словах: но сущность книг, столь общих, как св. Писание, никакой переводчик и справщик ни решился бы искажать произвольными воззрениями; всякий из них перевел бы подлинник или поправил бы список слово в слово непременно тем языком или речью, какая сподручнее и потому "изводам" должны различаться именно словами и иногда, оборотами речи. Встречается и искажение смысла, однако же, никто не обвинит в этом переводчика, а отнесет к невежественности или к небрежности переписчиков, большей часть не ручающихся за верность своих списков. Для примера возьмем следующее евангельское чтение:
Остромирова рукопись (1056 г.)
Саввина книга (XI в.)
9
Что слова эти два изложений представляют два различные "извода" в том нельзя сомневаться; видно, что греческое слово κακος, καρπος выражающее общее понятие "вред, плод", справщик или переводчик одного из изложений понял в теснейшем смысле "ягоды, гнилость"; греческое слово εχιδνα было вероятно. менее знакомо, чем слово ασπις, которое могло укорениться между славянами не чрез принятие от эллинов египетского мифа (у них были свои змеиные мифы), а скорее через Псалтирь где аспид имее то же значение, как и в Саввиной книге: "отчуждишася грешницы от ложесн, заблудишася от чрева, глаголаша лжу; яростьих
10
по подобию змиину, яко аспида глуха и затыкающаго уши свои" (Пс. 57); или "изостриша язык свой яко змиин, яд аспидов под устнами их" (Пс. 139), и в таком случае надобно признать, что с славянскою Псалтирью славяне освоялись в весьма отдаленной древности. Если бы один Мефодий был переводчиком св. книг, то, во первых, его перевод отличался бы однобразием, потому что нет никакой цели излагать одно и тоже различно; во вторых, после Мефодия никто не покусился бы на переделку его труда, а, напротив, всякий из учеников его скорее постарался бы о расиространении последнего; в третьих, он, без сомнения, хорошо знал, что новый перевод, при существовании какого-либо другаго, вошедшаго в общее употребление, был бы совершенно бесполезен. Одним, словом, ни от самаго Мефодия, ни после его не могли произойти различные переводы или "изводы" Св. Писания; если же оказываются следы того или другого, то, очевидно, что до Мефодия существовал перевод, а после него явились иавестные нам "изводы", потому что первый, скорее по частям, чем во всей полноте мог произойти только при первоначальной образовании частных славянских церквей, в которых проповедники веры трудились отдельно для каждой. Из них одни были, конечно переводчиками , а другие , позднейшие, справщиками - списателями, произведшими в разное время разные редакции одного и того же перевода. Мефодием же один из "изводов", более исправный, по всей вероятности, выправлен по греческому подлинику, изложен правильным языком и переписан славянскими буквами; а эта редакция и должна была служить руководством для следовавщих затем писцов, которые без сомнения, старались по возможности приноравливать к ней свои списки с исправленных оригиналов, и из таких-то списков остромитров представляется выправленным более, а саввин менее. Замечательно сохраившееся в Туровской книге евангельских чтений, века, правило, помещенное между евангелиями на 17 неделю по Пятидесятнице и на первую субботу нового лета, но отделенное от первого
11
строкой особых знаков, что показывает принадлежность правила к следующему периоду новолетних чтений. Он говорит:
И так, если до Рождества Богородицы положено прочитать субботние Евангелия, как рядовое, так и предпразднственное Воздвижению, то новолетняя суббота должна была приходиться 31-го августа, а самое новое лето следовало "утрь", в воскресенье; значит, правило это было написано еще тогда, когда всякое воскресенье называлось пасхой, а между тем и слово неделя, присвоенное воскресному дню, не исключая и дня Пасхи весьма древнее. Прибавив ко всему этому полную выработанность языка священных книг, который не был доведен до такой высокой степени недолгими усилиями одного или двух лиц, так как им в таком предстояло бы создать все из ничего, можем, кажется признать, что книги на славянском языке существовали искони.
Не опасаясь впасть в противоречие истине, можно пристывать славянскому переводу древность, восходящему к первым временам христианства. Уже одно то, что Павел писал два послания к Солунянам, повелевая первое прочитать "перед всею святой братиею", дает сильный повод заключать с достоверностью, что эти послания" были написаны по македонски, то есть, по-славянски, или, по крайней мере, читались македонянами на их языке; да иначе и быть не могло, так как христианское братство распространялось по всей Македонии, чтение же послания требовалось и в тех углах, где население вовсе не знало греческого языка. Известно, что Павел доходил до Иллирика, и наш летописец с особым ударение замечает, что "словеньску бо языку учитель есть Анъдроник апостол: в моравы бо ходил, и
12
апостол Павел учил ту; ту бо есть Иллюрик, его же апостол Павел, ту бо бяша словени первее. Тем же словеньску языку учитель есть Павел, от него же языка и мы есте Русь: тем же и нам Руси учитель есть Павел апостол, понеже учил, есть язык словенеск и поставил, епископа и наместника по себе Андроника словеньску языку. Конечно, апостолы должны были не иначе, как по-славянски говорить со славянами устно и письменно и отправлять для них богослужение, сопряженное с всенародным чтением евангельской истории и, с общественными псалмопениями; в противном случае, проповедь их не достигала бы своей цели! Есть еще предание, что маркоманам (моравам) проповедовал и св. Амвросий Медиоланский.
Здесь не место разбирать запутанную теорию преемственного населения Моравии разными племенами: баварцами, квидами, маркоманами, скирами, ругийцами, герулами, лангобардами и, наконец, славянами; однако же, если в конечном выводе оказываются чистые славяне, а от прочих народов не осталось никаких следов, то, видимое дело, что коренными обитателями страны были эти самые славяне, различно наименованные, а иногда и действительно подчинявшиеся власти сильного, - славяне, сохранившие от Павла и до Кирилла и Мефодия вселенскую веру, согласную Византии. А что вера моравов была более восточная, чем западная, это видно из того, что они, не смотря присутствие между ними латинского духовенства, признали нужным иметь у себя восточного наставника. Обращаем внимание на причину, побудившую славянских князей потребовать наставника от Византии: "земля наша крещена и несть у нас учителя, ни иже бы ны наказал и поучал нас, и протолковал святыя книги; не разумеем ни гречьску языку, ни латыньску; они бо ны инако учат; тем же не разумеем книжного образа, ни силы их; и послете ны учителя, иже ны могут сказати книжныая словеса и разум их". Смысл этих слов понятен: "крещеные" моравы, не признавшие учителями своими агентов Западной Церкви,
13
имели понятие о разностях между Восточным и Западным вероучениями; но, по необразованности своей, то есть, по незнанию греческого и латинского языков, или, точнее, по незнакомству с греческой и латинскою литературами, сами не в состоянии были решить вопрос: которое учение правильнее? Посему они обратились к Византия за способом к протолкованию священных книг, необходимому для обличения заблуждавшихся. И так, моравы требовали от Византии не самих книг, не перевода, а разъяснения вопроса, во что они не могут вникнуть, и без чего они слабее латинских учителей. Видно, что моравам хотелось привести в порядок свои книги, чтобы иметь возможность самим решать вопросы веры. Без сомнения между ними находились греки не мало грамотные, знавшие по-славянски на столько, что могли бы быть приглашены к переводу книг; однако же князья потребовали учителя вполне ученого, который бы в состоянии был решить недоразумения. Паннонское житие говорит, что Кирилл "научи я утреня и годинам, обедней и вечерне и павечернице и тайней службе"; следовательно, моравское духовенство, ядро которого составляли греки, не умело порядочно отправлять богослужения, - могло ли оно богословствовать?
Из вышеизложенного надо заключить, что на обязанности Кирилла и Мефодия лежал критический разбор моравских книг, то есть всей священной литературы, которой была снабжена моравская церковь. Если они совершили этот подвиг, высокий не менее нового перевода, но для более возможный; если к тому же они изобрели особую грамоту для славян и переписали книги по правилам славянского языка, то чрез это не только не умаляется величие их заслуг, не только блеск их славы не меркнет, но еще выше становит их значение, как людей, сумевших разумно завершит дело Павла, Андроника и Амвросия. Пусть Иоанн экзарх приписывает Мефодию перевод Библии в составе 60 книг: он передал дошедший до него слух, а от слуха нельзя требовать точности. Знаменательнее известие
14
о переводе Мефодием апокрифических книг: он никак не мог бы оброти их, если бы действительно переводил Библию "исполнь" от греческого состава, в котором апокрифы находили издревле11; отсутствие же их в мефодиевом славянском составе само собою свидетельствует, что он (кроме Книги Премудрости Соломона, откуда несколько чтений вошли в состав Паремейника) и до Мефодия не были переводимы на славянский язык, как не принадлежавшие к источникам вероучения, почему и не входили в круг Мефодиевых занятий.
Есть два сильных указания на действительное значение Кирилла н Мефодия. Инок Храбр, писавший в то время когда еще были живы современники славянских просветителей говорит: ""прежде убо словене не имеаху писмен, но чертами и резанми гадааху, погани суще; крестившежеся, римским и гречьскыми писмены нуждаахуся писати словенску речь без устроя; но како можется писати добре гречьскими песмены: Бог, или живот, или зело, или церкы, или чаание, или широта, или яд, ; или уды, или юность, или язык, или ина подобна сим; и тако беша многа лета. Потом же человеколюбец Бог... посла святого Константина Философа, нарицаемого Кирилл, мужа праведна и истяняа, и створи им тридесять писмен и осмь... Аще въпросиши словенскыя букваря, глаголя, кто вы писмена сътворил есть, или кто буквы преложил: вси ведять, и отвещав речет: Святые Константин, Философ, нарицаемый Кирилл, те писмена сътвори, и книги предожи, и Мефодий брат его. Суть бо еще живы, иже суть видели их". Что же преимущественно писали крещеные славяне греческими н латинскими буквами? Конечно, прежде всего священные книги, которые, будучи писаны без "устроя", без, правил, должны были сделаться совсем не вразумительными, в следствие порчи их писцами; а потому Кириллу и Мефодию предстояло переложить
15
их в правильную славянскую грамоту, Другое указание содержится в древней стихире, известной по рукописной служебной Минее ХII—ХIII века: "закон благодати наказателе стяжа вси. святого Мефодие. тем убо бысть святым буквам. премудр обратникк и предаль еси своим людемь стаду и учение их. ими же чтущеи поучающеся в святыя книгы благословят Господа блажим тя достойне" 12. Здесь о переводе ни слова, а ублажается Мефодий собственно за буквы, давшие возможность изучаться святым книгам13; при чем словами: "своим людем", то есть, сородичам, прямо ставится укоризна тем, которые хотят видеть в Кирилле и Мефодие урожденных греков. В той же Минее ублажали Мефодия за святую прю о святой Троице и за труд "еже пострада от бес триязычник", потому: что он оспаривал учение латинян об исхождение Святого Духа (а это то и была главная часть их миссии, которую не могли исполнить моравское духовенство, и для которой князья потребовали учителя) и защитил в Риме славянскую грамоту, или, точнее славянский перевод. Хотя и старались приписать слабо слабости тогдашнего папы утверждение этого перевода, но никакая слабость, особенно поддерживаемая целым сонмом врагов славянства,14 не уступило бы Мефодию без сильной причины; причиною могло быть именно весьма древнее существование перевода.
Теперь явилось и третье, не менее сильное, доказательство в пользу предположения о существовании славянского перевода с глубокой древности. В отысканной А. Ф. Гильфердингом Болгарской летописи, на предложение царя Михаила ехать в
16
новокрещеную для перевода священных книг Кирилл отвечает: "Како могу аз извести писание на Болгарского языка? другии философы, бывше прежде мене, трудишася 200 год и ничтоже успеша, понеже болгарского языка греческими буквами пословити не можна" 15. Хотя летопись эта позднего происхождения, но как она составлена по древним источникам , то нет сомнения в том, что приведенное сказание не выдумка нового летописца, а предание, дошедшее до него от древности.
Таким образом, является не совсем слабых вероятностей, на которых можно основать убеждение, что священные книги мы имеем не в кирилло-мефодиевских переводах, в переводах гораздо древнейших, собранных выправленных, переписанных, может быть, пополненных Кириллом и Мефодием, преподавшим в славянской грамоте способ к правильному разумению и употреблению их.
В заключение пожелаем, чтобы ученые исследователи славянских древностей употребили всю строгость критики, при пересмотре дошедших до нас преданий о Кирилле и Мефодии и об их трудах. Предания эти требуют именно такой критикии: они довольно сбиты и спутаны. В доказательство можно указать на очень старые святцы, в которых под 14 февраля было помечено: "Кирилла Философа, епископа Катанска, учителя словеном и болгаром, иже преложи русскую грамоту с греческиа и крести словены и българы16"; а в одном пергаменном Прологе XIII-XIV века приписан Кириллу даже титул архиепископа Моравского17. Первая из этих ошибок повторяется и в нынешних московских святцах, где пишется: "св. Кирилла, епископа Катанскаго", хотя Кирилл вовсе не был епископом и не назывался так в древних святцах, как, например, в Остромировом Евангелии, где говорится: "преподобного отца нашего Константина
17
Философа нареченного чьрьнечество именем Кирилла18". тут ни о епископе, ни о Катане речи нет, да и Кирилл епископ Катанский, был совершенно другое лицо: он жил в I веке и принадлежал к числу учеников апостола Петра; память же ему совершается 21 марта. В Киевских святцах, под 14 февраля, Кирилл, хотя и не называется епископом, зато под 11 мая помечено: Мефодия и Кирилла "епископов моравских". Видимо, что в старину очень мало заботились о сохранении в полном и неповрежденном виде сведений о святых первоначальниках славянского просвещения. На нас лежит обязанность восстановить память их в ясном по возможности свете.
18
1"Седе же (Мефодий) в земли Моравстей преложив все 60 книг и Новаго Завета от грчъска в словенскии в 3 ендикт в Г сотное Т. ОV и третне лето Стополце кнезы; царь бе тъгда Греков Василие, и Българом от Бога кнезь Борыс и краль немечьским людем." Так говорится в харательном прологе XIII-XIV века. (Слово о писателях духовного чина. Ч.2, с. 62.)
2Там же, с. 60. 3Опись рукоп. Румянц. Муз. А. Востокова, с. 563.
4Там же с. 632.
5Там же с. 470.
6Там же с. 798.
7Там же с. 182.
8Там же с. 290.
9 Опис. Слав. рукоп. Моск. Синод. Библ., отд. первое, с. 211. 10 Рисунки, по видимому делал не Григорий, он не оставил бы одного листа пустым, а представил бы Остромиру свой труд вполне оконченным да и позднее разрисовкой книг занимались особые художники, как видно из записи Макарьевском Евангелии 1530-1553 года. См. Изв. Археолог. Общ т. 1 с. 179-162
11Например, рукопись V века, виденная преосвященным Порфирием на Синае (Второе путеш. 1856 г. с. 225-227).
12Древ. слав. пам. юсов. письма., с. 211.
13В святцах Охридского апостола сказано, что Мефодий "преложи въскресъ наставл'ль ψати от гречъска в словенск язык"; это, может быть, значит: "преложи въскоре и настави писати", то есть, преложи греческую азбуку в славянскую.
14"В Венетии же бывшу ему събрашеся нань епископы и попове и чрьнцы, яко враны на сокола и въздвигоша триезычну ересь глаголюще: человече…"(Житие Мефодия по серб. ред.).
15 Голос, № 69, 1869 г.
16 Востокова: Опис. рук. Рум. Муз., с. 466.
17 Слов. дух. пис. ч. 2, с. 62.
18Слич. Сав. кн. XI века., Охрид. Апост. XII века, Триодь Григоровича XII-XIII века, Дечан. Четвероев. XIII века, Севаст. сбор. XIV века – везде под 14 февраля и 6 апреля. Все это в Древ. слав. пам. юсов. письма.
