В январской книжке «Христианского Чтения» за текущий год мы с интересом прочли статью почтенного проф. Ф. Г. Елеонского под заглавием: «Следы влияния еврейского текста и древних, кроме греческого LXX, переводов на древний славянский перевод книг Бытия и Исход». Указать или даже наметить влияние еврейской стихии в древнеславянском переводе Св. Писания до XV в. — задача весьма важная: попытки этого рода были, но желательною доказательностью не отличались. Да и вообще в нашей науке поиски за иудейством в глубине веков на документальные данные не опирались. Новый опыт Ф. Г. с этой стороны, помимо указания на отражение в древнеславянском переводе иных древних переводов, — представляет несомненную заманчивость для всякого прикосновенного к этой области.
Вместо общепринятого положения, что древнеславянские библейские переводы IX-X в. сделаны были с разновидностей священного греческого текста, Ф. Г. устанавливает в этой статье новую родословную этого перевода, по крайней мере, для книг Бытия и Исход. Он говорит, что древнейший перевод носит на себе следы еврейского оригинала и сирского перевода, и только сравнительно в позднее время — в XV в. следы эти уступили свое место переводу с греческого. Доказательств для такого утверждения автор приводит, покамест, очень немного: всего одно
397
место из кн. Бытия — именно 2:4-5. Для заключений о двух текстах оригиналах нашего перевода, а равно и о двух священных книгах — Бытия и Исход — такую цифру доказательств нельзя не признать чересчур скромной.
Единственное доказательство почтенного автора вкратце может быть представлено так. В нынешней славянской Библии Быт. 2:4-5 читается в следующем виде: «Сия книга Бытия небеси и земли, егда бысть, в онь же день сотвори Господь Бог небо и землю, и всякий злак селный, прежде даже быти на земли, и всякую траву селную, прежде даже прозябнути». Перевод этот представляет дословную передачу греческого перевода LXX, читаемого в данном месте одинаково во всех известных доселе списках. В истории перевода это чтение не изначальное: оно может быть возведено не далее, как к XV в. До XV же в. история древнеславянского перевода кн. Бытия знает другое чтение этого места. Вот это другое чтение в воспроизведении его по древнейшему списку1: «Си книгы бытие небеси и земя вънже днъ створи Бог небо и земя, и въсек злак дубравны, прежде даже не бысть по земи, въсека трава селнаи прежде даже не прозябе». Такое чтение в списках до XV в. является единственным, следовательно, восходит к переводу первоначальному. И вот в чем его особенность от первого, более позднего чтения: вместо слов: «прежде даже быти... прежде даже прозябнути», здесь читается: «прежде даже не бысть... прежде даже не прозябе». Вместе с прибавлением в последнем переводе отрицания не и изменением неопределенного наклонения глагола в изъявительное, изменился, доказывает автор, и смысл места: по древнеславянскому переводу библейский бытописатель говорит здесь не о создании не бывших «прежде злака сельного и травы сельной», а об отсутствии того и другой в то время истории творения неба и земли, какое он означил словами: «в онь же день». Древнему славянскому переводу соответствует по форме, а равно и по общему смыслу, священный еврейский текст, а также сирский перевод. И тот и другой передают 5 стих с отрицанием «еще не» перед глаголом, с изъявительным наклонением, вместо неопределенного, а вместе с тем и с указанным выше отличием смысла. Дословный
398
перевод еврейского текста 5 ст. (первой половины) читается так: «И всякого кустарника полевого еще не было на земле, и всякая трава полевая еще не росла». То же читается и в Пешито. «А всех деревьев полевых не было еще на земле, и всякая трава полевая еще не произросла». Из такого совпадения древнего славянского перевода с еврейским и сирским чтениями автор заключает о переводе этого места с еврейского и сирского текстов.
Самое существенное в этих доводах это — невозможность, по автору, объяснить перевод «прежде даже не бысть по земи... прежде даже не прозябе» из греческого соответствующего чтения προ του γενεσθαι επι της γης... προ του ανατειλαι. Греческое чтение, будто бы, непременно требует такой буквальной передачи (с наличностью неопределенного наклонения, безусловно, без отрицания не), какая выражена в другом, позднем славянском переводе: «прежде даже быти... прежде даже прозябнути». Действительно ли это так? Действительно ли объяснение древнего перевода Быт. 2:5 из греческого текста, за которым, в общем, следуют книги Бытие и Исход, так безнадежно? Правильно ли, что προ του γενεσθαι επι της γης... προ του ανατειλαι могут быть переведены только по способу «позднего» перевода, или возможна и иная их передача?
Рассмотрим аналогичные примеры из области тех же древнеславянских переводов Св. Писания. Как передается там προ του, а равно и родственное с ним πριν, с последующим неопределенным.
Иеремии 2:5 (по Чудовскому списку № 182, XV в. — перевод IX-X в.): «прежде даже тебе не създаах в чреве, съвем тя»: προ του με πλασαι σε εν κοιλια, επισταμαι σε. Иер. 2:5: «прежде даже не изыиде из ложесн, святих тя»: προ του σε εξεθειν εκ μητρας ηγιακα σε. Софонии 2:2: «прежде быти вам яко цвету мимоходящу в день, прежде прити на вы гневу ярости Господня, прежде прити на вся дни гнева ярости Господня»: προ του γενεσθαι... προ του επελθειν... προ του επελθειν... Агг. 2:15: «прежде положити камень на камени»: προ του θειναι λιθον επι λιθον. Ис. 7:15: «прежде даже не разумеет и не изволить зла, изберет благое»: πριν η γνωσαι. Ис. 7:16: «прежде уведения детишю; блага и зла, отидеть злобь»: πριν η γνωσαι. Малах. 4:5, Иоиль 1:31 «прежде пришествия дне Господня»: πριν ελθειν την ημεραν κυριου. Намечается, как видно из примеров, три способа передачи
399
греческого выражения προ του (и πριν) с последующим неопределенным: 1) выражением прежде даже и с последующим изъявительным, 2) выражением прежде с последующим неопределенным и 3) прежде с последующим отглагольным существительным. Способ перевода греческого προ του с неопределенным посредством славянского прежде даже не с изъявительным оказывается самым обычным в древних текстах (прибавим, в особенности первоначального извода).
Влияние еврейского и сирского текстов в древнеславянском переводе Быт. 2:5, таким образом, не при чем. Смутивший почтенного Ф. Г — наоборот — самый обычный перевод рядового греческого текста. Наряду с этим естественно устраняется и особенное смысловое значение этого перевода, будто бы соответствующее отличию здесь еврейского и сирского текстов.
Чтобы не было сомнения в нашем пристрастии к греческому тексту в ущерб еврейскому и сирскому в уяснении происхождения нашего древнего славянского перевода, укажем, что перевод προ του с неопределенным чрез выражения прежде даже не с изъявительным является самым распространенным в тех библейских книгах, где влияния еврейского и сирского никаким образом нельзя предположить. Ср. перевод Евангелия (по Мариинскому Ев. XI в. и Саввиной книге): Лк. 2:21: «(и нарешя имя ему Иисус, нареченое ангелом) прежде даже не зачятся в чреве»: προ του συλλημθηναι αυτονεκ τη κολια. Ин. 27:5: «православи ... славою, юже имех прежде даже не быст мир у тебе»: δοξασον τη δοξη η ειχον προ του κοσμον ειναι παρα σοι. Таковы же аналогичные примеры Мф. 1:18; 20:34 и др.
Упомянем еще об одной частности. Ф. Г. придает особенную цену — для доказательства зависимости Быт. 2:5 от еврейского и сирского текстов — славянским выражениям начального перевода: «въсек злак... въсека трева». Он полагает, что такими выражениями совершенно уничтожается грамматическая связь этой второй половины мысли от первой, 5 ст. от 4-го: 5 ст. и славянском переводе стоит, будто бы, также самостоятельно, как и в еврейском тексте. Особенно настаивает Ф. Г. на выражение «въсека трева»; если «въсек злак» можно еще счесть винительным падежом и рассматривать, как дополнение к «сътвори», то
400
«въсека трева», утверждает Ф. Г., несомненно, именительный падеж и является подлежащим в новом предложение, наподобие конструкции еврейской речи. Это недоразумение. И «въсек злак и въсека трева» стоят в таком же грамматическом подчинении сказуемому «створи», как «небо и земя». Смущающая Ф. Г. своею тожественностью с именительным падежом форма трава «сельная» есть древняя славянская форма винительного падежа. Формой винительного падежа более новой заменяют это выражение уже памятники XIII-XIV в., как это можно видеть в вариантах Брандта: «въсяку траву сельну» — Паримийник Захарьевский XIII в., Стефановский XIV в.
401
1Паримийник Григоровича XII-ХIII в.