В прошлом году пастор Ральф Чортон, член королевской коллегии в Кембридже, издал сочинение, под заглавием "Влияние перевода ветхого Завета толковников на ход христианства". Сочинение это относится к числу так называемых призовых, судьба которых, по словам "Christian Remembrancer", большей часть лежат, как в гробе, в летописях университета. Не то выпало на долю сочинения г. Чортона. Оно увенчалось полным успехом. Считаем не бесполезным, привести краткий отзыв о нем заимствованный из "Christian Remembrancer". При предпринятых в наших духовных журналах переводов ветхозаветных книг на русский язык с еврейского и при разных взглядах на то, как совершить это дело, замечания о значении текста LXX толковников, сделанные членом Англиканской церкви, могут, по нашему мнению, привести свою долю пользы

653

трудящимся над переложением священного текста на русский язык.

Труд г. Чортона, говорит рецензент, слагается из таких материалов, которых публика, во всяком случае, английская церковь не позволит себе потерять из виду. Тут дело идет о предмете, сколько важном, столько же и новом, пред нами открывается такая область церковной истории, которую редко кто посещал, а еще менее исследовал. Кто из нас когда-либо намеренно останавливался мыслью на том, что более 300 лет целая христианская Церковь могла читать ветхий Завет только при посредстве LXX! Кто из нас когда-либо рассуждал про себя, что этот греческий перевод был предтечею Христа и христианства, уготовлявшим путь язычникам, подобно первому Предтече, в пустыне! И так редко мы помышляем о том, что, под его водительством и "парфяне, и мидяне, и еламиты жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и стран Ливийских, принадлежащих к Киринее, и пришедшие из Рима, иудеи и обращенные из язычества, критяне и аравитяне" чудесно прияли крещение Святым Духом в день пятидесятницы и таким образом составили первоначальную основу христианской Церкви!

Но если таково было его внешнее влияние в деле приготовления мира к пришествию Мессии, то во сколько же раз выше и важнее, во сколько раз продолжительнее, а лучше сказать, вековечное его внутреннее влияние на язык и учение Нового Завета! Нет ни одного

654

стиха, начиная с Евангелия от Матфея до Апокалипсиса, который не служил бы очевиднейшим доказательством присутствия и влияния перевода LXX! Нет ни одного догматического термина, который не был бы заимствован из его терминологии!

Теперь мы видим, что наступило время, возвести перевод Семидесяти толковников в то самое положение, которое он занимал в первенствующей Церкви. Не естественным попыткам критиков-гебраистов уронить как-либо перевод LXX, по всей справедливости положен конец. Теперь мы можем ясно видеть, что всякой удар, наносимый греческому переводу ветхого Завета, отражается на греческом языке нового Завета.

Г. Чортон начинает свой опыт мастерским очерком того преобладающего влияния, которое греческий язык имел в свете в эпоху "христианства. Он показывает, что из пяти великих империй — империя греческая была избрана Провидением — быть главным орудием к введению того духовного царства, которому не будет конца. Царства вавилонское и персидское частью служили к достижению сей цели в великом домостроительстве Божием, но дело, присужденное им, по видимому, имело наиближайшее отношение к иудейской Церкви; тогда как третье и четвертое царство гораздо большую имеют важность в деле призвания язычников к вступлению в Церковь Христову. От того-то и тому народу, из которого возникло третье великое царство, Вот судил приготовить всемирный язык, дабы расширить, таким образом, разумение человека, и, следовательно, сделать человека способным оценить истины божественного откровения? — Стр. 11.

655

Именно тому особенному диалекту греческого языка, который мы называет македонский или эллинским, суждено было сделаться нарочитым орудием в деле приведения язычников к познанию обетования и пророчеств Ветхого Завета. Цель сия достигнута была главным образом завоеваниями Александра, который лично был в Иерусалиме, и в войсках которого было много обращенных из язычества в иудейство. Александрия была основана для замены собою коммерческих городов Тира и Сидона, порты которых значительно уже были повреждены постоянным накоплением в них песков. Иудеи составляли в нем значительную часть народонаселения, и естественно потому было им желать, чтобы еврейские писания были переведены на отечественный их язык, на язык обитаемой ими страны. Птоломеи, которым достался Египет, при разделении завоеваний Александра, с радостью выслушали их желания, и когда открылся случай, охотно назначили особенные жилища или помещения в Фаросе тем, которые избраны, были для приведения в исполнения сего предприятия.

Сим труженикам рукописи присланы были из Иерусалима, ИИ они исполнили свою задачу так, как только можно было ожидать. Язык их был македонско-греческий, в сочетании с еврейских идиомами, следовательно, тот дивно смешанный греко-еврейский, который мы называем, эллинским и который образует собою характерный стиль нового Завета. Мы не будем доказывать теперь, в какой степени принадлежит вдохновение сему переводу: довольно и того, что он тождествен с языком евангелистов и апостолов. Во всяком случае, никак нельзя читать истории Семидесяти,

656

не веруя в тоже время, что Бог Моисея и пророков был их помощником.

Таково было всеобщее убеждение христианской Церкви в продолжение первых трех веков. Только в дни Иеронима послышался первый голос против канонического авторитета греческого перевода, Тогда возникло несчастное препирательство между Иеронимом и Августином, отголоски которого отдаются и теперь еще в ушах наших. Спору нет, что восстановление в некоторой степени познания еврейского языка и появление латинской Вульгаты есть великое благословение; но это благословение должно считать благословением, не причиняя тем ни малейшего ущерба переводу LXX, Если бы не было никакого деления между восточною и западной церквами то, может быть, это препирательство само собою мало-помалу, кончило бы свой век; но несчастие к несчастию: оно снова возникло в эпоху реформации, а школа Женевская, как известно, всегда отличалась неуважением к LXX.

С двух точек зрения можно смотреть на перевод LXX. С одной можно смотреть на него, как на перевод,— и в сем отношении, пожалуй, он может занимать второстепенное место. С другой — можно смотреть на него, как на мощное орудие в деле обращения язычников и как на авторитетный словарь Нового Завета. То чего, по-видимому, недостает в нем, как в переводе, более чем восполняется его положительным влиянием на христианство. Спросите, напр., настоящее время, что больше царствует, над христианским миром — еврейский иди греческий текст? Мы не будем делать, однако же, на сей раз сравнений: мы ищем мира и

657

гармонии; и скажем хоть одно в этом случае: Бог сочета, человек да не разлучает.

На сем-то неразрушимом союзе нового Завета с переводом LXX г. Чортон и построил свой дивный опыт. Он счастливо выбрал константинопольский символ Веры для проведения своих догматических наглядных объяснений: это дало ему возможность собрать все догматические термины нового Завета как бы в фокусе. Сравнивая сии последние с подобными терминами ИХХ, он в тоже время показывает их тождественность. Опыт его краток, и потому содержит в себе только небольшой образчик из великого множества других образцов. Во всяком случае, в нем удовлетворительно решается главная его задача, и в читателе правильно возбуждается потребность к дальнейшим изысканиям. Мы сердечно желаем, чтобы на сем начале составится когда-либо догматический словарь нового Завета, в особенности блогопотребный для нашего молодого духовенства. Он послужил бы самою действительною оградою от вторжения к нам рационалистических толкований.

Нам думается, что после этого краткого обозрения труда г. Чортона, всего лучше привести его собственную перечень, так выразительно заключающуюся у него в следующих строках: — "цель моя была — вышеприведенными словами представить наиболее важные образцы влияния языка александрийского перевода. В иных случаях, Формы, усвоенные LXX толковниками, можно просто назвать еврейскими идиомами, в буквальном их переводе. Но многие из выражений, введенные ими в греческий язык, освящены самим Учителем Истины, следовательно, они наиближайшим образом,

658

— сколько то может быть доступно для человеческого языка — подходят к истинному обозначению собою глубинных тайн божеского Естества и отношения человека к Богу. Эти тайны как превосходящие всякое разумение, естественно еще далее отстоят от достижимости их языком, который есть выражение мысли. Но от сочетания идиом языков — еврейского и греческого (непосредственною причиною чего, в руках провидения Божия, послужило рассеяние иудеев) образован такой именно язык, по богатству и силе своей природы, какого требовало христианское учение, да возможет, таким образом, и человек разумеет, что широта и долгота, и глубина, и высота, любви Христовой преспеющей разум". Стр. 19. В сем смысле, эллинский диалект был одним из тех избранных орудий, которыми Бог открывает истин евангельских человеку. Стр. 21.

По мнению нашему, не было и нет лучшего опровержения всех скептических и рационалистических мнений о богодухновенности Писания, как-то которое мы находим у г. Чортона, хотя он и не имел его собственно в виду. Труд его тем более сделает всякого скептика безответным, что он не был составлен им в виде ответа. Он почти отвечает тому, что у математиков известно под именем высшего положения. Догматическая терминология LXX сопоставлена у г. Чортона с догматической терминологией четвероевангелия и апостольских посланий, — и оказалось, что они решительно одних н тех же измерений. Мы полагаем, что богодухновенность нового Завета, в отношении ее к букве, никогда с

659

такою положительностью с такою очевидностью доселе не была исследована и доказана.

Что сказано здесь рецензентом о тексте греческом то же самое имеет приложение и к нашему славянскому переводу, который почти везде буквально сходен с греческими текстами. Догматическая терминология греческого текста точно так же везде передается в буквальном переводе на славянский язык, и как ни мало распространено у нас чтение св. Писания, во всяком случае, с некоторыми терминами знакомы уже ясли не все то большинство. Естественно возникает вопрос: нужно ли изменять эту терминологию при переложении священных книг Ветхого Завета на русский язык? По нашему крайнему убеждению, без особенной настоятельной необходимости — не следует. Мы не видим никакой цели в подобном отступлении от принятой и усвоенной терминологии: а одно желание передать буквально точно еврейский текст на русском наречии едва, ли может служить достаточным основанием к сему? Цель переложения священных книг Ветхого Завета на русский язык заключается, без сомнения, в том, чтобы сделать священный текст более понятным и доступным для чтения большинства: но сделается ли он более понятным, если все слова буквально перелагать с еврейского? Не думаем. Некоторые опыты подобного переложения показывают напротив, что священный текст делается чрез это еще меньше вразумительным, по крайней мере, для тех, кто прежде был знаком с ним сколько-нибудь...

660

Но этого мало: не поставим ли мы чрез это в разлад Ветхий Завет с Новым? Новый Завет написан на греческом языке: при переложении его на русское наречие, очевидно, нет никакого основания отступать от принятой и усвоенной терминологии. Не будет ли противоречия и запутанности., когда те же самые понятия в Ветхом Завете будут выражаться иными терминами? И всякой ли читающий способен будет примирить это кажущееся противоречие и эту сбивчивость? Примеры, думаем, яснее покажут эту сбивчивости и запутанность.

1. Известно, что в еврейском языке есть много слов для обозначения понятия о верховном Существе. Слова эти передаются в греческом тексте (а оттуда и в нашем славянском) в переводе и большею частью не совсем точном. Как поступать при переложении этих слов на русское наречие? Опыт свидетельствует, что каждый переводчик, или может быть, каждая редакция употребляет свои термины в переводе имен Божьих. Нет спора, что разность эта не вредит истинам Веры: но бесспорно с другой стороны и то, что лучше было бы, если бы в этом случае было больше определенности и во всяком случаи определенности эта должна быть, когда перевод будет издаваться от, имени Церкви. Как же достигнут этого? По нашему мнению, всего лучше не отступая без особенной нужды от терминологии, принятой в греческом тексте и за тем перешедшей в наш славянский. Слова: Господь Бог, Владыка и под. понятны каждому, между тем как новые, поставленные вместо их; хотя бы они иногда и точнее выражали смысл подлинника, кто знает, скоро ли

661

усвоятся и будут произносимы с каким либо представлением в душе. Для примера берем отличительное имя Божие: Иегова. В настоящее время большая часть переводчиков оставляют слово это без перевода. Едва ли можно признать это безусловно хорошим. Не говоря о том, что слово это не дает никакой мысли, не рождает никакого представления у огромного большинства нашего простого народа, — и из самых образованных людей многие ли с произнесением этого звука соединяют какое-нибудь определенное понятие? Так не лучше ли заменить его общепринятым термином хотя и не выражающим прямо сущности его, но все же дающей ход какую-нибудь мысль о верховном Существе, — тем более что нельзя ручаться даже и за то, чтобы непонятный термин этот не потревожил и совести многих верующих простолюдинов? Ведь во всем новом Завете ни разу не встречается слово это без перевода... А не бывает ли иногда, к прискорбию, и таких явлений, что непонятный термин для обозначения даже высочайшей святыни обращается в предмет кощунственного глумления?

2. Как передавать на русском языке собственные имена? И в этом отношении делаемые в настоящее время переводы представляют не мало разностей. И здесь, по нашему мнению, без нужды не следует отступать от греческого текста. Странно в ветхозаветных книгах читать Йцхак, Ноах, а в Евангелии и посланиях Исаак, Ной там Моше, а здесь Моисей или в книге Бытия Хайя или Хава, а в посланиях апостольских Ева и проч. Или не изменить ли и новозаветное чтение сообразно с теперешним произношением

662

евреев? Полагаем, что в таком случае будет уже не перевод нового Завета на русский язык, а переделка и притом довольно произвольная. Ведь никто не может доказать, что собственные имена и в древности — при Аврааме и Моисее произносились точно так же, с теми же оттенками звуков, как произносятся теперь евреями; да и сами евреи, живущие в разных местах, произносят их неодинаково.

3. Еще с большим правом то же самое должно сказать о некоторых догматических терминах. Переводить их буквально с еврейского, оставляя вовсе без внимания текст греческий, значит, не уяснят, а затемнять текст. Напр., в числе главных видов жертв есть жертва всесожжения. Так оно переводится у нас, буквально с греческого, и в ветхом и в новом Завете между тем еврейское слово הלע не выражает не только всесожжения, но и простого сожигания или: для всех понятно выражение: Ангел Господень чтоб, если заменить его, как делают некоторые, выражением: исполнитель Сущего? Текст, очевидно, не уяснится, а затемнится чрез это.

663