В предисловии, автор названного сочинения, высказывает такую общую мысль, составлявшую, по его словам, основную идею его труда: «Слово Божие, заключающееся в Библии, сердечною верою воспринимаемое и к жизни применяемое, делается животворным источником истинного просвещения и светлой жизни, вызывая к деятельности все духовные силы человека; и, наоборот, при неведении Слова Божия, благороднейшие силы наши, лишенные сродного им возбуждения, остаются в усыплении — и тьма духовная, постепенно усиливаясь, распространяется в народе с обычными спутниками ее — суеверием и грубою безнравственностью»... Едва ли кто-нибудь станет сомневаться в несомненной истинности этой мысли, но действительно ли и на сколько подтверждается она данными из истории Библии в России? Автор названной книги попробовал собрать и свести в одно целое эти данные на протяжении почти всей русской исторической жизни и в результате получился... его «опыта». Тема, взятая автором, сама по себе в высшей степени благодарная, — к сожалению, он дал ей такую широкую постановку, при которой у него недоставало средств для надлежащего выполнения. Автор, очевидно, не только не — богослов, но и вообще не самостоятельный ученый в той области, к которой относится его труд.

520

Он начинает, как говорится, ab ovo — общими рассуждениями о Библии, об ее неизмеримом превосходстве пред всеми другими книгами, о ее святости и спасительности и пр. (стр. 7-20), а затем переходит к переводам Св. Писания на славянский язык святыми Кириллом и Мефодием. Но относительно первого все рассуждения автора не простираются далее «общих мест, подкрепляемых, прежде всего ссылками и выписками из какого-то никому неведомого французского богослова, сочинителя книги — «Теопневстия», а для второго — любая брошюра из недавней Кирилло-Мефодиевской юбилейной литературы сообщает едва ли не, больше, чем, сколько приводит наш автор, а между тем вопрос о первоначальном переводе Библии на славянский язык, бесспорно — самый капитальный в подобном труде и, на сколько известно, вопрос еще довольно не разъясненный (ср. А. С. Будиловича, Общесл. яз. и пр., том II): наш автор посвящает ему ровно три страницы (стр. 21—26), приводя лишь всем известное по учебникам церковной истории. Может ли это служить свидетельством шестилетнего труда автора, бывшего для него, как сам он заявляет в предисловии — «источником истинного наслаждения»?!... Весьма сомнительно, для читателей же, проходивших хотя бы какую-нибудь среднюю школу — прибыль от его труда, очевидно, небольшая...

Первая глава в книге г. Астафьева носит заглавие: «Библия рукописная» — в период до-монгольский и в последующее время, до XIV-XVII в. (стр. 27-67). Под этой рубрикой автор кратко излагает, при пособии главным образом трудов высокопр. Филарета и Макария—общеизвестные факты из истории духовного просвещения древней России, которому автор сплетает восторженный дифирамб, находя, что в основу его было положено именно—чтение, изучение и усвоение нашими предками книг Св. Писания, «Рукописных, книг Слова Божия, говорит он в заключение этой главы, — было не много; но они их много читали с радостною верою, применяя к себе»... Это справедливо, конечно, и в отношении не к одной только Библии исключительно, а вообще относительно книжного просвещения древней Руси. Но в сочинении, специально посвященном истории Библии, естественно искать, прежде всего, сведений «о рукописной Славянской Библии», которой, по-видимому,

521

и должна быть всецело отведена эта первая о судьбе ее по разным спискам, как со стороны перевода, так и относительно целости и полноты текста. Ничего этого у г. Астафьева нет. Он не воспользовался даже всеми существующими пособиями по этим вопросам (описания разных рукописных библиотек, отдельные монографии и многочисленные исследования славяно-русских древних памятников и пр.), а самостоятельно, кажется, не только не изучал, но и совсем не видал ни одной древней славянской рукописи библейского содержания. Что это именно так — приведем один пример. Наряду с переводами отдельных книг Св. Писания, сведенных в одно целое собрание лишь в печатных изданиях, в нашей древней церковно-богословской литературе большею известностью пользовался цельный библейско-литературный сборник. — «Палея», представлявший, в некотором смысле, действительно, нашу настоящую народную Библию, родственную с теми библейско-историческими сборниками, которые на Западе, в средние века, известны были под названием Biblia pauperum и др. Древнейшие списки нашей Палеи восходят к XIII-ХIV в. (Невский академический список, в настоящее время издаваемый в Москве), а присутствие и влияние их в литературе, проходя до XVII-XVIII в. включительно, можно указать даже в памятниках позднейшей народной, точнее — простонародной (и раскольничьей) словесности (народные листы и картины, духовные стихи и др.). Думается, что такой памятник литературно-библейского характера должен был бы обратить на себя внимание в труде, специально посвященном «истории Библии в связи с просвещением и нравами и, тем не менее, г. Астафьев даже совсем и не упоминает о нем. Выходит, что если богослов-библеист, с точки зрения своих требований и интересов, не найдет для себя решительно ничего нужного в книге г. Астафьева (напр. хотя бы по части палеографии и истории древнерусских и славянских списков библейских книг), то равным образом историк культуры (нравы, просвещение) и литературы не найдут в ней даже и того, что каждый может прочитать в известных книгах Галахова, Порфирьева, Забелина и др. Словом, названная глава в сочинении г. Астафьева — плохонькая компиляция, не обнаруживающая в авторе особенной

522

начитанности даже по тем немногим, общеизвестным, авторам, которых он компилирует... Несколько лет тому назад, у нас, в «Страннике», были помещены обстоятельные статьи г. Лебедева по истории славянского перевода Библии («Странник» 1885 г. янв.-апр.), в которых автор, на основании тщательном изучения различных списков славяно-русских библейских рукописей, приводит многочисленные данные для знакомства с ним и сравнительной оценки их, касаясь, между прочим, вопроса и об их «нравственно-педагогическом значении»: г. Астафьев, по-видимому, совсем и не знает о существовании этих статей, несравненно более содержательных, чем вся его книга, взятая в целом.

Вторая глава в книге г. Астафьева занимается «печатной славянской Библией» — до Петра В. (XVI-ХVII вв.). Неполнота, скудость знаний автора и полное отсутствие самостоятельной работы над памятниками и здесь заметны на каждом шагу. Так, напр., переводы и издания Скорины и Острожская Библия, бесспорно, самые важные в данном случае факты, требующие внимательного отношения и знакомства со стороны историка Библии в России. Г. Астафьев отводит первому ровно десять строк, а знаменитой Острожской Библии — полторы страницы (стр. 69-71) выписок из «Описания» Горского и Невоструева, не смотря на то, что для первого имеется прекрасное ученое исследование г. Владимирова, а для второй — работы Шляпкина, Каратаева, проф. Якимова и др., — г. Астафьев совсем незнаком с ними и предпочитает толковать (компилируя преимущественно преосв. Филарета) обо всем (стр. 67-95) — о типографском деле, о просвещении в юго-западной России, о патр. Никоне и Максиме Греке и пр., только не о том, что ближе всего относилось к его теме...

В таком же роде ведется история и в дальнейшем изложении автора... Более обстоятельно, впрочем, излагает он историю Библии в новое время, с дней возникновения Библейского Общества в России (стр. 121 и сл.), пользуясь при этом исключительно известными трудами проф. И. А. Чистовича и г. Пыпина, и затем, в последней главе — историю возникновения и развития «Общества распространения Св. Писания в России», по ежегодным отчетам

523

этого Общества, в которых, как известно, приводится много любопытных и характерных сообщений книгонош...

Таков труд г. Астафьева, труд не бесполезный для общего ознакомления с историей Библии в России, но не отличающийся ни самостоятельностью, ни полнотою и серьезностью изучения предмета...

524