Прочитав с полным вниманием обстоятельную историю российского библейского общества, написанную г-н. Пыпиным, мы отдаем полную справедливость его почтенному труду, но вместе с тем позволяем себе сделать одно замечание. На взгляд г-н. Пыпина, друзья библейского общества, хоть все почти, за немногими исключениями, страдают обскурантизмом и мистицизмом, но все они несравненно выше людей, которые недружелюбно относились к действиям библейского общества и хлопотали о закрытии его. Ибо кто такой, по словам г-н. Пыпина, Серафим, кто Фотий, кто Шишков, кто Аракчеев? Митрополит Серафим... это «человек ума ограниченного, учености не дальней, придерживавшийся старины..., человек, который затруднился бы отвечать на некоторые пункты приведенного нами выше письма Невзорова. И если он устроил окончательное закрытие общества, — то это сделал лишь в угоду Аракчееву и Шишкову»¹. Тяжело нам слышать такой нелестный отзыв о святителе, который не только окончил курс с отличным успехом в древней московской академии, но слушал потом лекции и в университете, который потом был профессором и ректором академии, и впоследствии членом многих русских и некоторых иностранных ученых обществ. Если же он не отвечал на письмо Невзорова, то не потому, что затруднялся отвечать, как думает г-н. Пыпин, а потому, думается нам, что ему подсказал премудрый Соломон: «не отвещай безумному по безумию

5

его». Наконец верить не хочется, чтобы в таком важном деле, каково было дело библейского общества, мог действовать не по убеждению, а только из угождения Аракчееву и Шишкову, святитель, который 43 года прослужил с честью и достоинством в архиерейском сане... Кто такой Фотий? По мнению г-н. Пыпина, это — недоучившийся студент санкт-петербургской академии, это полудикий, исступленный фанатик, совершенный старообрядец, у которого доставало ума и дальновидности только на нелепые доносы и на готовность служить Аракчееву, чрез которого он думал выиграть в обществе. Изуверство, самолюбие, усиливаемое недостатком образования, достаточный запас энергии или дерзости вместе с угодливостью сильным мира — вот личность Фотия по отзыву г-н. Пыпина². Но почтенный автор не хотел обратить внимания на то, что этот «недоучившийся студент», если и не доучился в академии, — то единственно по болезни, что этот неуч однако пользовался такою любовью ученого (и по отзыву г-н. Пыпина) тогдашнего ректора петербургской семинарии, архимандрита Иннокентия, что, будучи учителем Александро-Невского духовного училища, жил в его квартире и пользовался его столом, что этот неуч был законоучителем во 2-м кадетском корпусе, и, уважаемый многими знатными особами, не раз удостаивался чести в скромном сане своем беседовать с Государем Александром Павловичем и его августейшею материю. Почтенный автор как будто забыл или не знает, что этот «исступленный фанатик, старообрядец» почти безвыходно пребывал в храме Божием, забывая пищу, сон, покой, в последние годы своей жизни почти не знал иной пищи, кроме просфоры, что этот «угодник Аракчеева и сильных мира», заранее устроил для себя гроб и потаенную молитвенную клеть, куда каждую полночь и каждый день в 3, 6 и 9 часу уходил молиться и плакать. Такому ли человеку, занятому днем и ночью святыми думами о небе, о Боге и о своем спасении, свойственна лесть, человекоугодничество? Могло быть в нем увлечение, могла быть горячность и опрометчивость в словах и суждениях, могли быть ошибки, могла быть строптивость..., но только не лесть, не человекоугодничество... И если автор уважает убеждения Госнера и подобных ему: то зачем же отказывать в уважении убеждениям Фотия? Кто такой Шишков? По словам г-н. Пынина, это «человек, считавший вольнодумством всякую новую мысль,

6

не пришедшую ему в голову, — человек, которого филиппики против библейского общества неприятно поражают как чрезмерным озлоблением, так и невежеством, это труп, гальванизированный Магницким»³. Мы мало знакомы с Шишковым, но думаем, что министр народного просвещения, президент российской академии, и невежда — такие крайние понятия, которые слишком трудно связать одно с другим: сказуемое как будто совсем не идет к подлежащему. Да и в письмах его не видим невежества: скорей, это не невежество, а простота и наивность. Кто такой Аракчеев, друг Шишкова? По словам г-н. Пыпина, это был «ужасный человек, фанатик, деспот столь мало образованный, что не умел написать правильно даже несколько строк»⁴. С трудом верится, чтоб таким невежеством, такою безграмотностью отличался человек, который, еще обучаясь в корпусе, обратил на себя такое внимание быстрыми успехами в науках, особенно в математических, что был одним из первых воспитанников и тогда же в свободное от занятий время преподавал артиллерию и фортификацию сыновьям именитого графа Н. Ив. Салтыкова⁵.

Отзываясь так неблагосклонно о недоброжелателях библейского общества, г-н. Пынин, с другой стороны, слишком легко относится к заблуждениям и недостаткам как тех иностранных авторов, творения которых у вас тогда переводились и с жадностью читались, так и всех вообще сторонников библейского общества. Ибо кто такой, напр. Госнер, поднявший своим творением такую сильную бурю в русском православном обществе? По мнению г-н. Пыпина, это был не злонамеренный какой-нибудь безбожник, каким подозревал его Шишков, — нет; это был просто «пиетист, только перехитривший свои умствования по поводу исторических сказаний и нравственных учений Евангелия», — это был такой автор, «в выражениях которого неважных вовсе в сущности (?), но слишком не осторожно рационалистических и протестантских... Шишков видел стремление к возмущению народа против православия»⁶. Кто были вообще библейские деятели? Все они — люди почти безупречные. Если они, напр. Голицын и другие, посещали Татаринову, — то посещали потому, что посещения татариновскнх сходбищ и плясок были их личным вкусом. Если они распространяли

7

в России уроки какого-нибудь Бэма, Штиллинга, Госнера и им подобных, — то действовали так потому, что появление новых мнений было следствием настроения умов, что масса уже приготовлена была к ним условиями внешней жизни и своего умственного развития, что недостаток образования, поддерживавший много заблуждений и суеверий, мог вызвать в другой, образованной сфере общества потребность в иных удовлетворениях религиозного чувства, чем, какие давала обычная жизнь, и производить напр. увлечение мистицизмом, — что если тогда было вольнодумство, то оно было результатом общественного настроёния, и пр⁷. Да и сам Попов, преследуемый Шишковым, не имел ничего особенно худого, кроме того, только, что он «участвовал в переводе книги Госнера, да слишком привержен был к обрядам татариновской религии, к которым потом стал принуждать и своих дочерей⁸. С таким как будто сочувствием наш автор говорит о людях, которые в Бэмах, Штиллингах и подобных им проповедниках видели каких-то апокалипсических ангелов, а в их творениях — вдохновение. А между тем как эти люди, или, по крайней мере, некоторые из них, были самоуверенны, дерзки, фанатичны, — видно из того уже, что Невзоров, будучи, профан и невежда в познании истин веры, дерзко защищал свои заблуждения в письме к первосвятителю, и готов был спорить со всем св. Синодом.

Итак, библейское общество, по нашему мнению, было учреждение по цели прекрасное. Если же оно пало, — то причиною его падения был не митрополит Серафим, не Фотий, не Шишков, не Аракчеев. Нет; оно пало потому, что имело разрушительное начало в самом составе библейских деятелей, в которых стремление к внутренней церкви, легкое отношение к православным обрядам, резонерство, мистицизм, татариновщина и т. п. зашли уже слишком далеко.

8

¹«Вестник Европы», ноябрь, – С. 257; декабрь, – С. 715 и 757.
²«Вестник Европы», ноябрь, – С. 257, 259, 260.
³«Вестник Европы», ноябрь, – С. 269; декабрь, – С. 257, 717. 718.
⁴«Вестник Европы», ноябрь, – С. 256.
⁵Бантыш-Каменской. Словарь достопам. людей. 1841, ч. I, – С. 37.
⁶«Вестник Европы», ноябрь, – С. 270.
⁷«Вестник Европы», декабрь, – С. 753—756.
⁸«Вестник Европы», ноябрь, – С. 274.